Уголок его рта поднимается. В то время как женщины в доме – за исключением, конечно, Анны – смотрят на меня сквозь призму недоверия и презрения, он, кажется, снисходительно забавляется, как будто я какое-то странное существо, вырванное из привычной среды обитания и брошенное посреди мира, к которому явно не принадлежу.
– С самого детства. Мой отец меня научил.
Отец, который погиб в Анголе. Я сочувствую матери Луиса, которая осталась вдовой и которой пришлось одной растить ребенка на Кубе – это, конечно, нелегкий труд.
– А сколько тебе было лет?
– Когда он умер?
– Да.
– Семь.
Я сглатываю.
– Мне очень жаль.
Луис ополаскивает одну из тарелок, протягивает ее мне и на мгновение его пальцы прикасаются к моим, прежде чем он отворачивается и берет следующую. Его движения четкие и отработанные, словно он производит детали на сборочном конвейере.
Я пытаюсь найти еще какую-нибудь тему для разговора, на кухне воцаряется тишина, если не считать журчания воды и грохота посуды, расставляемой на крошечной столешнице.
Анна возвращается через минуту с коробкой в руках.
Я заканчиваю вытирать последнюю тарелку и присаживаюсь к ней за стол, а Луис, извинившись, уходит.
Шкатулка из темного дерева с маленьким золотым замочком, чуть больше коробки из-под обуви. Такую шкатулку вы ожидаете увидеть в кабинете джентльмена, в ней обычно хранят сигары, наличные или драгоценности сомнительного происхождения.
– Она принадлежала твоему прадеду. – Анна с улыбкой протянула ее мне. – Элиза ее одолжила.
Мой прадед Эмилио Перес. Сахарный барон. Сторонник Батисты.
Он умер еще до моего рождения, но я видела его на старых семейных фотографиях. Он был красив, высок и утончен. Судя по рассказам, которые я слышала от бабушки и ее сестер, он был человеком, которого бизнес интересовал больше, чем семья, но которого все равно все любили.
– Когда семьи покидали Кубу, они не знали, что уезжают так надолго, – произнесла Анна. – Большинство считало, что режим Фиделя будет временным. Они не могли вывезти все личные вещи из страны, но они также не хотели оставлять их в своих домах, так как опасались, что их либо присвоит правительство, либо украдут воры. Поэтому они закапывали их на задних дворах или прятали в стенах родных домов, чтобы вещи дождались возвращения своих хозяев.
Мое сердце бешено колотилось.
– Твой прадед закопал большую коробку с вещами на заднем дворе. – Анна помолчала, словно засомневавшись. – Теперь она у Беатрис.