– По-моему, тебе жарковато. Не хочешь подышать свежим воздухом?
Я колеблюсь. С одной стороны, мне еще нужно встретиться с советским полковником. С другой – я ведь могу посвятить несколько минут себе самой.
– С удовольствием.
Я иду вместе с Ником на балкон, пригибая голову под тяжестью сотни взглядов. Европейцы тоже любопытны, но относятся к таким вещам куда спокойнее, чем американцы.
Шаги Ника быстры и уверенны. Я любуюсь им: его широкими плечами, длинными руками и ногами, мускулистым торсом, элегантным покроем смокинга.
Чтобы не протянуть руку и не дотронуться до него, мне приходится сжать кулак. Как только мы выходим из зала и прохладный воздух ударяет мне в лицо, я шарахаюсь от Ника в угол балкона и смотрю вниз, облокотившись о перила.
Он становится в такую же позу в нескольких дюймах от меня.
Я жду, что он продолжит говорить с той же ноты, которую взял там, в зале, но его, по-видимому, вполне устраивает молчание. Я между тем успеваю снова акклиматизироваться к его присутствию и придвигаюсь ближе. Теперь его локоть касается моего запястья, его грудь вздымается в унисон с моей, мы дышим в одном ритме.
– Мне этого не хватало, – говорит он наконец. – Хотелось просто побыть рядом с тобой. Когда тебя нет, все очень утомляет.
– Мир в последнее время вообще стал очень утомительным.
– Точно.
– Наверняка в свое время ты и меня находил утомительной.
На его губах появляется слабая улыбка.
– Что было, то было. Ты действительно выжмешь кого угодно. Но скучать по тебе – это еще хуже.
– Ты счастлив? – спрашиваю я, не зная, хочу ли слышать ответ.
Мысль о том, что он страдает, для меня тяжела – как и мысль о страстной любви между ним и женой.
Он пожимает плечами.
– Это правда важно?
Не для таких людей, как мы. Наше понятие о счастье затерялось где-то в гуще политических интриг, заговоров, проблем управления страной и семейных конфликтов.
– Зачем ты уехала из Палм-Бич?