– Давно ждешь? – спрашиваю я, выходя из своей машины.
– Не очень, – отвечает он и, поцеловав меня в щеку, с легкой улыбкой окидывает взглядом мой наряд.
– Чего?
– Ничего. Я просто обескуражен. Не думал, что когда-нибудь увижу тебя одетой так… сурово.
– Очень смешно.
Даже в самой скромной своей одежде я выделялась на фоне членов коммунистической группы.
Эдуардо ведет пальцем по рукаву моей блузки.
– Могу я спросить, куда ты так принарядилась, или мне лучше этого не знать?
Изначально именно он свел меня с ЦРУ, но Дуайер подчеркнул, что о моем шпионском задании нельзя говорить ни одной живой душе. Видимо, Эдуардо не исключение, раз Дуайер сам ему не сказал.
– Лучше не знать, – отвечаю я. – А чем обязана? Дай угадаю: мы едем за новой партией взрывчатки?
О том динамите, который нам передали несколько месяцев назад, я ничего не слышала. Понятия не имею, как его планировали использовать и осуществились ли эти планы.
– Ты сегодня веселая! Вообще-то я приехал с тобой поговорить.
Он всегда приезжает ко мне за этим, когда бывает здесь. Я успела соскучиться по нашим встречам.
По дороге на пляж мы болтаем о том о сем. На берегу я снимаю туфли и шагаю по песку босиком.
– Ну как все прошло в Нью-Йорке? – спрашивает Эдуардо.
– У меня смешанные впечатления.
– Тяжело было? Видеть Фиделя?
– Тяжелее, чем я ожидала. Сначала он казался совершенно обыкновенным. Сидел и разговаривал со всеми. Я немного ослабила бдительность. А потом на меня все нахлынуло: смерть Алехандро, другие смерти, тот страх, который мы пережили… Ла-Кабанья и всякое такое… Я смотрела на его самодовольно улыбающуюся рожу, а внутри у меня как будто нарастал вопль. Потом я не выдержала и ушла.
– Я слышал, ты хорошо справилась. Он заинтересовался.
– Надеюсь. Я не очень поняла.