– Каким был твой брат? – спрашивает Ник мягко.
– Веселым. Вечно что-нибудь затевал, вечно искал приключений. Он был очаровательный. И добрый. Мы, конечно, баловали его – единственного мальчика при четырех сестрах. Он обожал, когда мы вокруг него крутились.
– Дружить со своими братьями и сестрами – это прекрасно. Тебе повезло. Так бывает не у всех.
– С девочками мы всегда хорошо ладили. Но Алехандро был мне особенно близок. Даже не знаю, как объяснить… Мы понимали друг друга так, как больше никто в семье нас не понимал. Может, это потому что мы были близнецами.
– Ты, наверное, ужасно по нему тоскуешь.
– Да, постоянно. Я не могу спокойно жить дальше, зная, что он такой возможности лишен.
Ник смахивает с моей щеки одинокую слезинку.
– Понимаю. Сочувствую.
– Теперь ты расскажи о своей семье.
Он откидывается на спинку кровати.
– Моя семья большая и шумная, с огромными планами и ожиданиями.
– Чтобы ты стал сенатором – это один из их планов?
– Мне, пожалуй, было бы проще свалить все на них. Но нет, заниматься политикой – мое собственное решение. Иногда я проклинаю себя за него, но чаще благодарю. Работа в сенате меня спасла.
– Каким образом?
– После войны я почувствовал себя потерянным. Там, в Европе, меня окружали единомышленники. Мы боролись за одно и то же. У нас было братство. Когда я вернулся, все это исчезло.
– Но вернулось благодаря твоей работе в сенате?
– Пожалуй, да.
– Никогда не думала, что вы, сенаторы, – такая дружная компания.
– В чем-то это действительно так, в чем-то нет. В любом случае мы все делаем одно дело. В первое время по возвращении мне не хватало ощущения общности.
– И все-таки почему именно политика?