— Стоять, мой стойкий оловянный солдатик, — подхватил её Матвей.
— Чот вы как-то местами поменялись. Раньше это была мамкина реплика?
— Ха-ха! Не шути так! — усмехнулся Матвей.
— В каждой шутке есть доля шутки. Чувствую на себе груз веков, — томно произнесла Параскева. Но ничего. Сейчас соберемся, и всё будет, как прежде. Она поцеловала Матвея, вдохнула поглубже воздух августа, порывом проникший в открытое окно и пошла умыться.
По небу ходили чёрные тучи, и дождь, начавшийся с ночи, то замолкал, то снова возобновлялся, барабаня по железным подоконникам.
Параскева напекла ватрушек с творогом и, позёвывая, смотрела в окно, отхлёбывая из кружки ароматный малиновый чай. На ватрушку она тоже щедро положила малинового варенья.
— Тишина. Вот где благодать! Воскресенье. Дождь стучит. Чай и ватрушки с малиновым вареньем.
— Напиши об этом книгу, мам!
— Сейчас в моде книги о том, как меньше есть, а не о том, как трескать ватрушки с вареньем. Она явно не станет бестселлером.
— Книгу о счастье. Напиши книгу о счастье. Из чего состоит счастье и как его добиться.
— Счастье любит тишину. Вот такую, как сейчас. Этого никто не поймет. Для сегодняшнего человека счастье составляет суета. Суета впечатлений, эмоций. Даже экономика сейчас называется: экономика впечатлений. Впечатли, удиви, продай эмоцию! Сколько в человека вмещается всего… На самом деле не больше, чем он готов поглотить. Еды, одежды, милых и очень нужных вещиц, услуг, информации в каждом напихано уже, наверное, под завязку? Вау-эффект — вот что хорошо продаётся. Я не смогу это дать. Единственное, что я могу дать — это любовь. Любовь, которую можно ощутить. А не ту о которой пишут в пикантных изданиях. Любовь — это то, что каждый может найти в себе, раздавать и принимать, но боится. Боится быть непонятым, обманутым и раздавленным. Одни считают умение любить слабостью, поэтому им не хватает любви. Они берут её за деньги и бесплатно, цинично смеются на теми, кто искренен, и никак не могут насытиться. Другие, осмеянные и обманутые повторно уже не торопятся показывать чувства. Третьи — кастраты от рождения. Они не могут чувствовать. Оргазм — да. Любовь — нет! Никому из них не нужна моя книга.
— Мама! С такими мыслями в пору в монастырь уйти.
— В монастырь меня не примут. Я слишком земная. Им нужна любовь неизъяснимая. Любовь к тому, о ком ты не знаешь ничего. Я бы назвала религиозное чувство восторгом. Да, восторг! Я не знаю, кто Он и как Он создал всё, что меня окружает. Эту Вселенную. Но, глядя на мир, я ощущаю восторг. Восторг масштабу, красоте, стройности. Но мир человеков, включая меня, или авов, или людей — он не столь гармоничен. И я не нахожу в себе желания любить Создателя за этот мир. Раньше на Руси говорили «жалеть». Никого такого слова «любовь» не было. Так вот, человека я готова жалеть, лешего, альвоведе. Потому что жизнь — это страдание. А страдает ли создатель?
— Анафема. Однозначно! Про страдания говорил Будда.
— Я с ним во многом согласна. Но не во всем.
— А что ты считаешь, пап?
— Я не настолько умен, чтоб вмешиваться в ваши философские беседы. Ого-го! Но в принципе согласен с Параскевой. Я никогда не мог так абстрактно мыслить, чтобы признавать что-либо истинным, независимо от фактического или логического обоснования.
— Религия не относиться к философии? Я правильно понимаю?
— Насколько мне известно, нет. Философия — наука всех наук. Из неё вышла физика, биология, психология…
— Интернет говорит, что религия — это система взглядов, веры в сверхестественное. В магию. Мааам? — удивленно поднимая взгляд от телефона, сказала Алёна.
ebooksa