Жестокая болезнь

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ты моя Страна чудес.

— А ты лицемер, — говорю я.

На его лбу появляются морщинки от замешательства, и я сжимаю его рубашку в своих руках.

— Я должна разорвать тебе глотку, но не могу. Не потому, что ты не заслуживаешь страданий. И не из-за какого-либо закона или чувства самосохранения. Я не могу… потому что в этом случае почувствую то, что даже не смогу описать.

И вот оно — крошечный проблеск, источник надежды в его бледно-голубых глазах. Он хочет верить. Я просто должна дать этому бреду намек.

— Прикоснись ко мне, Алекс, — говорю я шепотом у его губ. — Если ты не прикоснешься ко мне, моя грудь взорвется. Этого слишком много… просто слишком много всего сразу, и мне нужно, чтобы ты перешел черту.

— Господи, Блейкли, — он пытается отстраниться, но я цепляюсь за его рубашку. Он кладет свои руки поверх моих. — Не делай этого со мной.

Вырывается сдавленный смешок.

— Не делать? Ты гребаный трус. Ты пытаешь меня. По-садистски подвергаешь меня сканированию, лекарствам и буквально варишь мой мозг, и теперь ты не можешь справиться с… что вы там, ученые, вечно говорите?

Его пристальный взгляд скользит по моим чертам, дыхание прерывистое.

— Результат, — говорит он с ноткой благоговения в голосе.

Я обхватываю ладонями его лицо, трогаю нижнюю губу большим пальцем. Прижимаю его лицо так близко к своему, что он может почувствовать огонь моих слов.

— Это твой результат, Алекс. Все, что ты когда-либо хотел. Я твой монстр, ожидающий команды. Ты вернул меня к жизни, а теперь хочешь бросить страдать в темноте…

Его губы прижимаются к моим. Сила поцелуя пронизывает насквозь, столкновение порочного желания, отвращения и чистого отчаяния. Его пальцы зарываются в мои мокрые волосы. Я запрокидываю голову, чтобы удовлетворить его требование, мой язык высовывается навстречу его, по венам разливается жидкий огонь.

Это неожиданно и тревожно, но мое дыхание замирает в груди, нарастающее чувство причиняет боль и удовлетворение одновременно. Я запихиваю любую неуверенность поглубже, гораздо глубже презрительного голоса, шепчущего, что это ошибка.

Его рука обхватывает мою поясницу, и я приподнимаюсь. Мои ноги обвиваются вокруг него, чтобы слить нас воедино в воде. Наши тела — лед и пламя, трение друг об друга сливается. Это боль, доставляющая удовольствие, всепоглощающая и мучительная.

Мои легкие либо лопнут, либо взорвутся, если я не сделаю вдох. Он чувствует мою борьбу, потому что это и его борьба тоже, и прерывает поцелуй, чтобы набрать воздуха.

Его лоб прижимается к моему, его хватка словно тисками обхватывает мое тело, как будто он боится, что меня унесет течением.

— Это сработало, — говорит он, задыхаясь. — Я вылечил тебя.

Он повторяет это снова и снова, наслаждаясь своей победой над наукой. Затем: