До Алекса я была безобидной, бесчувственной психопаткой. Он хотел, чтобы я испытала мир эмоций, которых никогда раньше не испытывала. Он хотел вылечить мою болезнь.
Он открыл путь — какая-то закрытая дорога из дерьма с нейронными соединителями теперь широко открыта и обрушивает на меня слишком много эмоций.
Нет… это невозможно. Психопатия — это не болезнь, которую можно вылечить. Мой мозг сломал не эксперимент Алекса, а эмоции, которые он мне навязал — эмоции, для которых я не была создана. Его любовь создала это несчастье.
Он сделал меня убийцей.
ГЛАВА 24
ПОСЛЕДСТВИЯ
АЛЕКС
У нашего мозга есть внутренние часы.
Расположенная в медиальной височной доле латеральная энторинальная кора хранит клетки, которые кодируют эпизодическую память. Эти клетки фиксируют специфику события. По сути, они фиксируют память.
Это наше восприятие времени. Наши часы. А иногда это настоящая пытка.
Я считаю секунды с тех пор, как Блейкли сбежала от меня.
Считаю минуты с тех пор, как был внутри нее, с тех пор как в последний раз пробовал на вкус ее губы, чувствовал ее в своих объятиях.
Дни тянутся, и я считаю.
Я уничтожил все часы. Разбил вдребезги свои карманные. Поджег хижину моей сестры и превратил в обугленные останки. Я уничтожил данные и свой проект, и все это для того, чтобы освободиться.
По сути, я пытался остановить время.
И какое жестокое откровение — обнаружить, что мой мозг — главный хранитель времени.
Пока я дышу, мои клетки не позволят мне забыть ее. Она закодирована в моей памяти. Ее сладкий запах кокоса, ее греховный вкус. Электрический ток от ее прикосновения. Теперь она часть моей ДНК.
Я провожу рукой по лицу, в отчаянии произнося пылкие проклятия, пытаясь перенаправить свои мысли. Подобно клеткам, кодирующим мои воспоминания, я был занят перепрограммированием новой жизни — той, в которой я больше не брат и не ученый-биомедик. Я свободный от всех болезненных уз, привязывающих меня к прошлому.
И, как в любой программе, программист всегда оставляет открытым черный ход. Еще один способ войти. Однако в моем случае я оставил выход. В ночь пожара я подождал, пока Блейкли покинет хижину, прежде чем сбежать через лазейку. Я правда хотел сдохнуть из-за своего неудачного эксперимента, но по мере того, как пламя поднималось все выше, опаляя мою плоть, боль приносила мгновение ясности.
Я видел глаза цвета морской волны и ее раздирающие эмоции, когда просил Блейкли убить меня. Она колебалась. Это была всего лишь искра, малейший проблеск, но все же. И это осознание изменило все.