Я стону и сильнее ударяю по груше, выплескивая агрессию, которая, кажется, никогда не кончится. Это как постоянный раздражающий зуд под кожей. В какой-то момент музыка отключается, а мой телефон издает звуковой сигнал.
Я опираюсь на грушу, с трудом дышу, пытаясь выровнять сердцебиение. Снимаю наушники и бросаю взгляд на свою сумку. На моем телефоне уведомление. Я снимаю перчатки и вынимаю наушники, прежде чем открыть вкладку с новостями.
Мурашки страха пробегают по моей шее. Я узнаю имя в объявлении: Рейли Стаффорд.
Рейли был одним из моих первых целей. Он был плохим парнем, заслуживал мести, которую я устроила ему от имени клиента.
Теперь он мертв.
Его тело обнаружили за винным магазином. Бумажник с деньгами пропал. Обуви нет.
Двенадцать ножевых ранений в туловище.
Безумный смех срывается с моих губ. Я бормочу проклятие и срываю бинты с рук.
Поскольку большая часть моего внимания была сосредоточена на подтверждении того, что Алекс жив, я не подумала о том, что он установил связь между мной и убийством Эриксона.
И что будет, если он догадался.
Алекс больше не прячется. Он зовет меня. Хочет, чтобы я знала, — это он выбирает мои цели. Они убиты также, как Эриксон; это откровенное послание прямо мне — его извращенный способ сказать, что он знает.
Для него это… прелюдия?
Что-то вроде извращенной игры в прятки?
Я опускаюсь на скамейку и запускаю пальцы в волосы, опираясь локтями на колени. Смотрю на кафельный пол.
Раньше у меня редко возникали сомнения. Нет, у меня никогда не было сомнений. Я всегда знала, о чем думают мои цели и как к ним получить доступ. Черт возьми, я и раньше выслеживала сталкеров и расставляла изощренные ловушки для мести.
Хочется верить, что я могу читать мысли Алекса, что я пришла к пониманию его больного, безумного мозга — но правда в том, что мои эмоции заставляют сомневаться в нем, в нас… во всем.
Он всегда был не в себе. Но у него была цель. Его система убеждений — какой бы ущербной она ни была — не давала ему полностью потерять связь с реальностью. Я всегда видела крупицу здравомыслия в его глазах, даже когда он боролся с тем, во что верил, и со своими моральными ориентирами.
Но какая у него цель сейчас? Зачем он это делает?
И тогда я решаю, что мне все равно.
Пытаться разгадать работу мозга сумасшедшего — само по себе безумие.