― Когда ты одевала тот сарафан, голубой с бретельками, я по часу смотрел на твою спину на тригонометрии.
Тео сдвигается в своем кресле, сжимая колени.
― В тот раз, когда ты столкнулся со мной в коридоре…
― Прости, ― перебиваю я. ― Но это
― Кто бы это ни был… ― говорит Тео, улыбаясь. ― Ты помнишь, что сказал мне?
Я помню, как будто это было вчера. Запах пота, кроссовок и одеколона Abercrombie внезапно перебило чем-то другим — сладким, теплым и вкусным. Я столкнулся с ней, и пока она, путаясь в книгах и бумагах, краснела и дрожала в моих объятиях, я понял, что обнимаю мягкое и удивительно чувственное тело Тео Махони.
Я отпустил ее, произнеся какую-то рычащую фразу.
― Осторожно, Махони, это была вторая база.
Это звучит точно так же, как и раньше, как будто и не прошло столько времени.
Тео вздрагивает, ее глаза блестят в последних лучах.
― Верно, ― говорит она. ― Именно так ты и сказал.
― Почему я был таким ослом?
В агрессии не было необходимости. Но теперь я снова слышу это в своем тоне…
― Могу я тебе кое-что сказать? ― говорит Тео.
Кончики ее пальцев скользят вверх и вниз по моему бедру.
― Позже той ночью, в постели… это был первый раз, когда я… ну, ты понимаешь.
Я ловлю ее блуждающие пальцы, крепко сжимая их в своей руке.
― Ты серьезно?
― О, да, ― говорит Тео, заливаясь румянцем.