Елена смотрит на меня с таким ясным и серьезным выражением, какого я никогда у нее не видел.
— Я совершила ошибку, Себастьян. Я была эгоистичной и глупой. Но я люблю тебя. И я сделаю
Я смотрю на нее, стоящую там, самую красивую женщину, которую я когда-либо видел, и самую свирепую. Даже полуодетая, запертая в камере на несколько дней, она остается непокорной. Она не подчинится. Не этому чудовищу Родиону и не ее отцу-психопату.
Но она просто может подчиниться мне.
Я закрываю за собой дверь камеры. Она закрывается со зловещим металлическим лязгом. Комната освещена только одним мерцающим потолочным светильником. Это сырое и унылое место. Но прямо сейчас это кажется идеальным. Это ощущается правильным.
Я делаю шаг к Елене. Она выглядит взволнованной. Что тоже правильно, она должна нервничать.
Даже истощенная, оправляющаяся от пули в плечо и запертая в этом подвале на несколько дней, Елена настолько красива, что на нее больно смотреть. Ее серебристые волосы свободно спадают на спину, спутанные, но все еще красивые. Она бледнее, чем когда-либо, с бетонной пылью, размазанной по ее коже, и темными кругами под глазами. Это только подчеркивает, насколько чистая и сияющая на самом деле ее кожа под слоем грязи. Ее глаза кажутся больше, чем когда-либо из-под прямых темных бровей, а полные губы слегка дрожат.
На ней пижама, которую Грета принесла, из мягкого хлопка с пуговицами спереди.
— Сними это, — рявкаю я.
Настороженно наблюдая за мной, Елена начинает расстегивать пуговицы. Она возится с первыми несколькими, потому что у нее дрожат пальцы. Но ей удается расстегнуть все, и она выскальзывает из верхней части, затем из нижней.
Теперь она стоит в одном лифчике и трусиках, демонстрируя то тело, за обладание которым мужчины сражались бы и умерли. Сильное, высокое и непокорное тело, которое в данный момент полностью под моим контролем.
С той минуты, как я встретил ее, я думал, что она похожа на принцессу-воительницу.
Что ж, теперь она захвачена варваром. Теперь она принадлежит мне.
Я забрал ее. Я женился на ней. И теперь она принадлежит мне.
Она говорит, что любит меня?
Что ж, она, блять, может это доказать.
— Встань у стены, — приказываю я.
Я вижу дрожь в горле Елены, когда она тяжело сглатывает. Тем не менее, она повинуется мне, отходя от матраса и прижимаясь спиной к холодной бетонной стене.
Я поднимаю кандалы с пола, где они лежали с тех пор, как я снял с нее их.
Я снова застегиваю их вокруг ее запястий и лодыжек. Они закрываются с металлическим щелчком. Я вижу маленькие мурашки, покрывающие ее руки, от холода или от нервов. Я туго затягиваю цепи, так что она привязана к стене, ее лодыжки разведены в стороны, а руки могут двигаться только на несколько дюймов.