– Здрасте… А мы с тобой знакомы, брателло! – приветливо произнес Гена.
– Что? Черт… Геннадий!
– Он самый.
– Тесен мир…
– Охотимся? – осторожно спросил Гена, памятуя о том, что, возможно, Тимофей и стрелял в Киру. Если так, то надо от этого товарища подальше быть и к Кире не подпускать.
– Нет. Я и стрелять-то не умею. Блин… ногу распорол… – Тимофей растерянно оглядывал свою ногу – ткань на брючине, где икра, – разодрана, кровь.
– Айн момент, у меня бинт тут есть, – Гена полез в рюкзак. Слова о том, что Тимофей не умеет стрелять, значительно его успокоили. – Да, бинт у меня есть, вот… Перевяжи покрепче. Рана-то не особо опасная… Верно, за сук зацепил… Так ты чего тут, охотился?
– Нет же! Я Киру ищу. Помнишь Киру, мы с ней вместе из Москвы приехали? Она пропала, когда на охоту ходила с отцом. Ты Киру не видел, брат? – Тимофей, перевязав ногу, поднял голову и посмотрел в глаза Гене с каким-то безумным отчаянием.
Все эти дни на острове Кира пыталась понять, что же такое произошло. Почему, как?! Как получилось, что родной отец стрелял в нее?
«Он хотел меня убить. Он хотел меня убить. Он не просто хотел это сделать, он выстрелил, а значит – он убил меня!» – вертелась в голове у Киры мысль, с которой она никак не могла смириться, которую не могла принять.
Все эти дни на острове Кира словно не жила, а существовала между небом и землей, в подвешенном состоянии. Вставала иногда, умывалась водой из реки, ела – что готовил Геннадий, односложно отвечала на его вопросы (да, нет, не знаю), – потом снова ложилась на подстилку из старого, пахнущего дегтем одеяла и в таком состоянии проводила часы, пытаясь заставить себя поверить в то, что родной отец хотел ее убить.
Ни о чем другом она думать не могла.
Да, у них были сложные отношения, отец – он садист, он бил своих домашних, он раньше бил и Киру, но… он же ОТЕЦ!
И вот в этом была самая главная загвоздка, как соединить эти две данности: то, что он отец, и то, что он хотел убить ее, родную дочь.
Наконец, после долгих, исступленных метаний по кругу, мозг вдруг выдал следующую мысль: «Он мне отец, но он мне чужой. Да, именно так. Чужой. И я больше не считаю себя его дочерью. Я ему чужая тоже! Он мне не отец. Не отец!»
Едва Кира осознала это, как на душе сразу стало легче. Девушка засмеялась тихо, села. Шелестели ветвями на ветру кусты вокруг, на прибрежную осоку то садились, то вновь взлетали стрекозы, и их крылышки мерцали на солнце бриллиантовым, волшебным блеском. И по воде тоже шли блики… Вода журчала, плескалась в прибрежных камнях. И ласточки там, высоко в небе, кричали задорно – о чем-то своем, птичьем.
Музыка. Опять у Киры в ушах зазвучала музыка.
Молодая женщина засмеялась опять, потом заплакала. Жизнь заново возвращалась в нее вместе с музыкой.
Плеск весла.
ebooksa