— Дом далеко. Мы не дойдем.
Ур и Назифа недоуменно переглянулись, а Гриша нежно погладил зверька по голове и сказал:
— Конечно не дойдете. У вас такие маленькие ножки.
— Вот она магия лирров, — усмехнулся Ур.
— Ты о чем? — Гриша смотрел на зверька с нежностью матери и целовал заостренное ухо.
Назифа подошла, взяла лирра за шкирку и бросила на землю. Тот мягко упал и отбежал к своим собратьям.
— Зачем ты это сделала?! — закричал Гриша. — Он мог стукнуться или подвернуть ножку.
Вместо ответа Назифа влепила ему пощечину, взяла за плечи и потрясла:
— Приди в себя! Ты не их мама, они тебя заколдовали!
Юноша замотал головой, чувствуя, как всепоглощающая любовь к лирру постепенно стихает и приходит досада.
— А-а, — выдохнул он и схватился за пылающую щеку. — Больно же! Не могла помягче как-то?
Назифа чмокнула его в лоб и отпустила:
— Мягче не могла. Еще чуть-чуть и ты бы превратился в курицу-наседку.
Тем временем Ур посадил наглых лирров обратно в бурдюк и перевязал так, чтобы они не пролезли через дыру. Второй бурдюк был полон воды, но напиться вдоволь путники не могли себе позволить: неизвестно еще, как скоро они дойдут до источника.
Гриша снял сапоги и лег на горячий песок. Он чувствовал себя так, будто накануне переборщил с вином из отцовских запасов: раскалывалась голова и подташнивало.
— Не пойму, что со мной. Перегрелся, что ли? — подал он голос. — Слабость какая-то и голова кружится.
— Пройдет. Это «дурман лирров», — ответил Ур и кивнул на шевелящийся бурдюк. — Эти милашки многое умеют. Особенно обгладывать кости.
— В смысле? Они мясо едят?
— Еще как! Мне отец рассказывал, как отбивался от лирров, когда работал пастухом. Они набрасывались на корову и через час от нее оставался лишь скелет. Прожорливые, хуже крокодилов.
— А на людей они бросаются? — испуганно прошептал юноша и покосился на повизгивающий мешок.