— Эй, ты чего, вольник? Осторожнее! — воскликнула Люда, когда бармен упал на стол и опрокинул с него тару с пивом «дээнкашницы». Через пару секунд кружка раскололась вдребезги об кафельный пол. — А не ты ли мне втирал неделю назад про плохие условия, неблагоприятную экосреду, низкую зарплату? Хочешь избавиться от всего этого? Давай с нами. Мы с Барракудой твёрдо решили надрать задницы толпе солдафонов на этой базе и убрать лейтёху Тарасова. Откажешься — попадёшь под раздачу.
Слава богу, в «Ярмарке» стоял галдёж, гул, пели песни — поскольку данный бар был единый для всей группировки, почти каждый вечер здесь поминали погибших товарищей или праздновали удачные ходки. Или хэппи-бёздэй у кого, то же самое происходит. Пьянка, кулачный бой, дорогой коньяк и проститутки — хорошо устроились эти «дээнкашники». Короткой потасовке между Людой, Барракудой и хозяином заведения никто не придал значения. Бром поразмыслил и не отказал.
— Можете же убеждать, ребятки. Я побеседую с Асом. Всё это, конечно, суицид, но соблазн слишком велик… Если возьмём эту базу, гарантированно срубим неплохой куш! — Бром довольно потёр ладони. — Вот только ссыкотно, — бармен насупился.
— Не дрейфь, Бром! — подбодрил Барракуда. — Слушайте сюда: численность армии «ДНК» — ну, порядка двух сотен челов. Из них профи от силы четверть. Думаю, надо поступить так. Начнём завтра утром. Эй, народный герой, достанешь нам РПГ?
— Всего экземпляр в запасе остался. И зарядов не ахти, приблизительно пара-тройка. Однако и так сойдёт.
Когда алгоритм детально обговорили, бармен почтительно удалился. А Люда напоследок осведомилась у Барракуды:
— Слышал, что недавно произошло на заводе «Юпитер»?
— Ну? Ты разбиралась с нейтралом.
— Да! И вот, нашла у него ножик необычный. — Люда выложила ножны с клинком. — Чего скажешь по этому поводу?
— Нехороший нож, — заключил Барракуда, повертев оружие в руках. — Мне не по нраву — интуиция советует держаться подальше. И светится странновато. Лучше выкинь или продай.
— Почему?
— Неважно, — ответил теперь уже вновь «должник». А может, просто независимый сталкер. — От него исходит тёмная энергетика.
— А мне-то что? — Людмила скептически приподняла правую бровь.
— Я слышал, есть типа такие клинки живые и питаются душами поверженных врагов. Их нельзя подбирать с трупов, образовавшихся из-за тебя. Фрага погубила ты — и теперь клинок отмстит тебе. То есть… Выпьет сознание из твоей физической оболочки. Гляди, как он задорно сияет, значит, процесс уже запущен. Не смей оставлять кинжал себе, рассыплешься в прах!..
— У-у, жуть какая! Перебрал что ли, Барракуда? Я в эту эзотерику не верю. Но если так хочешь, забирай себе этот нож. Ещё мне клинков-энерговампиров не хватало! Бери, «долговец», дарю…
На рукояти были выгравированы иероглифы — жаль, что ни Барракуда, ни его пожилая напарница не владели восточными языками. Барракуда сунул презент в свой рюкзак. Перед завтрашним днём надо было как следует напиться, дабы страх атрофировался, а гонор пробудился. Но Люда предпочла не принимать алкоголь — для организма не на пользу пойдёт. А вот Барракуда употребил пару стопок горячительного.
Он перебирал ногами, но ему казалось, что не он движется, а земля равномерно, участками смещается под ним; вращается вокруг своей оси. Гугов дышал тяжело и часто, и сам не знал, куда бредёт и сколько уже времени прошло с того момента, как он ступил вниз с неба, вновь коснувшись подошвами ног утрамбованной природными факторами почвы. Кожа покрылась испариной, дух утомлён. Тварь растворилась у него на глазах, будто она не звала его и даже в помине не было её, не появлялась. Но взлететь обратно у Авраама не получилось, Пустошь притягивала его физическое тело. Зона почувствовала-таки намёки на незримое, на едва ли не бестелесное присутствие постороннего, и соорудила приманку, «крючок», за который зацепился Гугов — теперь Чернота крепко сцапала Авраама Вентоновича и отпускать не собиралась.
Причём с местом приземления ему не повезло фатально. Долго ли, коротко ли, Авраам стал узником в невидимых тисках, изничтожающих организм изнутри. В его внутренних органах словно копошились стайки реснитчатых червей, необыкновенно колючих, кусачих и злобных, они разъедали его, выделяли какую-то кислоту и подвергали нервную систему испытанию на вшивость. Гугов пытался убедить себя, что спит; он боялся, воли не хватало развернуться к опасности передом, но кто-то сильный в его сознании уверенно и настойчиво гнал его вперёд, дальше, не давая остаться и погибнуть, застопориться, хотя и не видя при этом цели — однако и не желая принимать проигрыш. Худшее началось, когда сотни мелких убийц прогрызли заслоны и проникли в кровь. Непритязательное «боль» — слишком невесомое словечко, скорее Гугов выносил приступы АДСКОЙ ЖЁСТКОЙ БОЛИ, чуть ли не скорчивался, складывался втрое, и убедить себя в нереальности всего происходящего не получалось: он бы давно уже проснулся или сдох, да и эти пакостники не ощущались так явственно внутри, и каждый рывок не отдавался бы Гугову смертельными муками. Жгло в паху, волосы выпадали прямо на ходу, кожа побледнела и под ней проступили шевелящиеся матово-чёрные сплетения линий и точечки. Зона вычислила Гугова и оказалась беспощадным палачом, не дала и шанса на спасение. Его жрали какие-то личинки, смакуя каждый кусочек — такую боль не попросишь просто уйти, даже очень хорошо и убедительно не попросишь, а она самая что ни на есть ЖИВАЯ и наслаждается трапезой, растягивает удовольствие, да и заразила полностью индивидуальную биосреду Гугова и поразила все системы органов эта зараза, всё уже. Эти исчадия причиняли носителю то, о существовании чего он даже не догадывался. Оказывается, есть и такое кромешное беспросветное.
Эту дрянь сталкеры прозвали мультимошкой, водилась этакая только в определённых областях Рыжего Леса, на двух или трёх небольших по площади участках, и бродяги всего лишь обходили их за версту, дабы всемогущие Чёрные Сжиратели не внедрились в нарушителей. Защититься от мошки можно было, пользуясь обычным респиратором с удвоенным воздухофильтром. Окаянная попадала в организм через дыхательные пути. От лёгких Гугова уж остались одни ошмётки, как, впрочем, и от всего остального. Эти добрались до трахеи. Авраам доковылял до большого могучего дуба и распростёрся под его стволом, устроившись на жирных, взрыхливших землицу отростков корневища. Это не помогло, боль затянулась, выдавливая, выскрёбывая высокий крик, резко трансформирующийся в вялый хрип, ползти не было мочи. Но он полз, полз, не помня себя, и ему улыбнулась Фортуна — он наткнулся на группу из четырёх наёмников, у одного из которых был огнемёт — точнее, это они на него наткнулись. Видимо, Авраам удостоился снисхождения. Солдат с огнемётом, изъявив милосердие, прикончил Гугова, потратив заряд для «зажигалки» — мультимошку брало только пламя. Наймиты следовали по своим делам, но помочь попавшему в беду собрату-товарищу-человеку — долг каждого уважающего себя зоновца, тем более, если помощь заключается в предельно простом действии: добить. Авраам иного и не требовал.
Аврааму Вентоновичу в лицо врезалась струя огня; оказывается, и смертоносный ожог может быть приятным и долгожданным, если он — очищающий. Вспыхнувший костёр стёр Авраама вместе с его ненасытным врагом, избавив Гугова от счастья жить и горя умирать, но подарив счастье умереть и отняв горе жить. Та часть испепелённого, что не рассеялась среди материи, душа, отправилась в новое путешествие…
ebooksa