– Нет, этого я и не жду. – Он целует меня. И дня не прошло с тех пор, как он в последний раз прикасался ко мне губами, но кажется, будто целая вечность. Прижимаюсь к нему и с нетерпением раскрываю губы, чтобы поцелуй стал глубже, растворяюсь в ощущениях и совершенстве момента.
По крайней мере, пока он не поднимает голову несколько секунд спустя.
– Если не остановимся, опоздаем на пресс-конференцию.
– Пусть идут к черту.
Снова этот восхитительный смех.
– Персефона, мне совершенно не хочется снова оказаться в черном списке твоей матери, особенно если этого так легко избежать.
Он прав. Знаю, что прав. Я запускаю пальцы в его волосы и слегка тяну за пряди.
– Пообещай, что ночью мы запрем все двери, выключим телефоны и распылим спрей для отпугивания Гермес. Я хочу, чтобы ты был только моим.
– Договорились.
Мы неохотно отрываемся друг друга. Большая часть моих вещей осталась здесь, поэтому я делаю все возможное, чтобы замазать синяки Аида, а остальное скроют темные очки. Он надевает черный костюм с рубашкой того же цвета и выглядит словно злодей, вышедший на солнечный свет. Всю дорогу на пресс-конференцию мы держимся за руки.
Остальные члены Тринадцати вместе со своими семьями собрались в одном из внутренний дворов, окружающих башню Додона. Все одеты безупречно. Дети Зевса, живущие в Олимпе, облачились в черное, с нарочито отрешенным выражением на лицах. Мои сестры позади матери. Сжав напоследок ладонь Аида, я иду к ним. Он еще крепче сдавливает мою руку.
– Останься.
– Что? – Я озираюсь. – Но…
– Будь моей, Персефона. И позволь мне быть твоим. На людях и наедине.
Я смотрю на него, и в моей груди, словно пойманная в клетку птица, трепыхается только один ответ:
– Да.
Не знаю, чего я жду. Конфликта. Обвинений. Но Аид беспрепятственно проникает в ряды Тринадцати. Прибывают репортеры, и Посейдон выходит вперед, чтобы сделать официальное заявление и провозгласить Персея новым Зевсом. Истина интересует людей гораздо меньше, чем их собственное восприятие, и сейчас это нам на руку. Пристальное внимание репортеров к Аиду тоже не повредит.
Все это время выражение лица Аида остается расслабленным, будто он регулярно посещает пресс-конференции. Его дискомфорт выдает только то, как он тайком от всех крепко держит мою ладонь. Когда все начинают расходиться, я льну к его щеке и шепчу ему на ухо:
– Ты прекрасно справился. Мы почти закончили.
– Собралось больше людей, чем я ожидал, – щепчет он, едва шевеля губами.