Доверься мне

— О какой голове ты говоришь? — интересуется Рай со сценической улыбкой. — Потому что у меня две головы, и обе большие.

— Я этого не слышала, — напевает Бренна, когда все протискиваются в пентхаус.

— Где Софи? — спрашивает Джон, прерывая протесты Рая.

— На встрече со своей мамой. — Скотти направляется к буфету Бидермайера, служащего баром. — Просила извиниться.

Прежде чем Джон успевает закрыть дверь, лифт снова коротко звенит, и из него выходит красивая женщина с серебристо-голубыми волосами. Он выглядит как модель пин-ап из сороковых, но одета в голубой комбинезон и красные чаксы, и держит большой жестяной пищевой контейнер.

— Свобода! — выкрикивает она с выражением в стиле «Храброго сердца», высоко вскидывая руку в победном жесте.

Глядя на то, как Скотти с Феликсом пялятся на нее, догадываюсь, что это Софи.

Джон приветственно целует ее в щеку.

— Слава богу. Не хочу иметь дело со Скотти, раздраженным твоим отсутствием поблизости.

Скотти хмыкает.

— За такое ради тебя я останусь угрюмым говнюком. — Но Софи он улыбается. — Дорогая, твои мужчины соскучились по тебе. — Феликс согласно кричит.

— Мои красивые мальчики, — воркует Софи, осыпая их нежными поцелуями.

Ни один мужчина, кажется, ни в малейшей степени не возражает. На самом деле, они оба мурлыкают от ее внимания. Она поворачивается к Джону.

— Знаю, что у тебя накрыт ужин, поэтому принесла на десерт немного бибинки¹⁷. — Она резко прерывается, округляя глаза от какого-то внутреннего шока. — Черт возьми, я становлюсь своей матерью. Быстро, кто-нибудь, возьмите эту чертову еду и проведите сеанс экзорцизма!

Джон хихикает.

— Слишком поздно, ущерб уже нанесен.

— О, заткни свой злой рот. — Она шлепает его по руке, а потом с улыбкой поворачивается ко мне. — Привет, я Софи. Слышала о тебе много хорошего.

— Правда? — выходит неприятным писком.

— О, да. Габриэль говорит, что ты сводишь Джона с ума. — Она практически светится. — Что, между прочим, потрясающе.

— Дорогая, — мягко прерывает Скотти, — оставь Джакса в покое. У него случится припадок, и мы никогда не доберемся до еды.