Отсутствие прозвища ощущается словно наказание. И насколько же это бредово. Закрываю стеклянную дверь, потому что не хочу, чтобы этот разговор слышали его друзья.
— Почему ты так противишься этому? Меньше недели назад ты предлагал то же, о чем они меня просят сейчас.
У него становятся пунцовыми щеки.
— Я признал, что это было глупо, просто идиотская шутка. — Он взволнованно делает шаг в мою сторону. — И я не могу понять, почему ты согласилась сейчас, если тогда тебя это расстроило?
Я пожимаю плечами.
— Раньше ты во мне не нуждался. А теперь все изменилось.
— Ты ошибаешься, если думаешь, что прежде я в тебе не нуждался.
От его взгляда у меня ускоряется пульс.
— А теперь нет? Теперь, когда нужно, чтобы тебя видели с девушкой. Я тебя не понимаю.
Ну почему он никак не поймет, что я хочу помочь? Из всех людей в моей жизни ему я хочу помочь больше всего. А он не позволяет.
Джон проводит рукой по волосам.
— Не хочу стать очередным придурком, пользующимся твоим сервисом.
— Они не придурки, Джон. Это моя работа. И она мне нравится. — Или нравилась. Не уверена.
Он хмуро смотрит вдаль.
— Может, поначалу и нет. Но те, кто хочет сохранить дружбу и оплату? — Мы встречаемся взглядами. — Ты была права, что достойна лучшего. Не забывай это.
— Я не забываю, — произношу, расстроенно взмахивая рукой. — Тебе нужно на постоянной основе с кем-то встречаться. Я могу сделать это для тебя.
— Можешь? — рявкает он, его ноздри раздуваются.
— Да, — рычу в ответ, — и в чем, черт возьми, проблема?
Он делает еще шаг.
— Два часа назад у меня в руках были твои сиськи, а язык глубоко в твоем горле…