Дом в Мансуровском

22
18
20
22
24
26
28
30

Словом, разное случалось, но история профессора Ниточкина была проста, чиста и прозрачна, не придерешься, и свою молодую обожаемую жену он привел в большую, просторную и светлую родительскую квартиру в Мансуровском переулке.

Родителей профессора на этом свете уже не было, и молодая жена стала там хозяйкой. Не раздеваясь и не выпуская из рук маленький, но изящный свадебный букет, она прошлась по квартире, зачем-то потрогала стены, заглянула на круглый балкончик, попрыгала на старом наборном паркете, вздохнула, когда он жалобно скрипнул, провела ладонью по поверхности книжного шкафа и снова вздохнула: «Да уж, гнездо холостяка! Работы здесь навалом».

В квартире действительно сильно пахло пылью, и бедная Катенька расчихалась до слез.

Испуганный профессор бегал кругами, хватался за голову и повторял, что завтра же – нет, сегодня – весь этот хлам уйдет на помойку.

– Какой хлам? – не поняла молодая жена. – Это же книги! И вообще, здесь можно просто убрать.

Вот это профессору в голову не приходило.

После генеральной уборки – еще какой, с мытьем окон и люстр, стиркой штор и натиранием паркета – квартира заблестела и задышала. Аллергия у Катеньки закончилась, и она осторожно принялась за хозяйство.

Получалось у нее замечательно, как искренне считал новоиспеченный и неизбалованный супруг. Его восхищали и плоские котлеты, и жидкие супчики, и не очень пропеченные пироги. Все это профессор считал шедевром гастрономии. Не то чтобы было вкусно… Но изжоги и тошноты точно не было, как, например, после столовского винегрета или гуляша с подливой. А вскоре родилась их первая дочка – Юля, Юленька, Юляша, Юльчик. Юла. Бесенок, как называли ее счастливые, но замученные родители. Казалось, буянить и самоутверждаться девочка принялась сразу же после рождения. Правда, и развивалась стремительно – в полгода встала, в восемь месяцев пошла, а в год заговорила.

Но характер! Крошечная, смуглая, черноглазая пигалица изводила нежную, слабую мать. На раз выбивала тарелку с ненавистной кашей, с недетской силой швыряла бутылку с овощным супом, носилась по дому как угорелая – иди догони! Резким рывком открывала все ящики гарнитура и письменного стола и в долю секунды вываливала на пол их содержимое.

– Не ребенок, а бесенок! – к вечеру плакала уставшая Катенька.

Не знали покоя и по ночам, дочка требовала то воды, то хлебушка, то компота, то сказку, а то и песенку.

Жену профессор жалел, да и ему самому доставалось, но он был уверен, что дочка растет гениальной, а что характер – так у кого из неординарных людей он простой?

Катенька поняла, что снова беременна, когда старшей было два года.

– Это невозможно, – повторяла она. – Саша, я не справлюсь! С такой, как Юля, рожать второго? Нет, ни за что! Это самоубийство.

– Значит, возьмем няню! Няню и домработницу.

– На какие, позволь спросить, шиши? – Профессор впервые видел недобрые огоньки в прекрасных глазах жены. – Ты столько не зарабатываешь.

Это была чистая правда. Сидели на голом окладе. А как писать статьи после бессонных ночей? На это не было ни сил, ни времени. Он и на лекциях еле держался, так бы и рухнул на огромный стол.

Вдруг профессора осенило:

– А твоя мать?

Катенька задумалась. Это был выход. Но как мама бросит отца и работу? Да и вообще – согласится ли? У нее своя жизнь, дом, огород. Как все оставить? Катины родители жили в Подмосковье. Сельская интеллигенция, оба работали в школе, мама – учитель биологии, отец преподавал математику.