Разбуженная Маруся разоралась.
Потом он неловко мыл ее, менял одежду, дрожащими руками дал пару сухарей и стакан молока и сел рядом, в ее комнате, не решаясь войти в спальню, где лежала жена.
Вскрытие показало оторвавшийся тромб.
Профессор плохо понимал, что происходит. А точнее, не понимал вовсе. Но в голове стучало: «Надо заняться похоронами. Надо позвонить теще. Надо позвонить еще кому-то. Надо все организовать. Но как?» Как он хоронил своих родителей? Он не помнил. Он вообще ничего не помнил.
Девочки! Надо пристроить девочек! Что там бывает – няня, помощница? Но где ее взять?
Сообразил позвонить на кафедру, там тут же начался переполох. Быстро приехали коллеги.
– А Клара? – растерянно спросил он. – Где Клара?
Клара, верный друг, самый верный. Теперь друг, а раньше… Да о чем он!
– Клара! – сказал он и заплакал. – Клара, ты где?
Оказалось, что Клара на больничном.
– Жуткий бронхит, – кашляя, ответила она, когда он позвонил. – Саша, что случилось?
– Катя, – бормотал профессор. – Катя, жена!
– Что – Катя? – не поняла Клара.
– Ее больше нет…
Клара появилась через полчаса. Впрочем, времени тогда он не замечал, но, увидев ее, даже успокоился. Взял телефон и закрыл дверь в кабинет. Предстояло позвонить теще, а это так трудно! Он никак не мог набрать несколько цифр. Как сказать ей, как сказать, что ее двадцативосьмилетняя дочь умерла? Как такое можно произнести?
На похоронах теща не плакала, плакал тесть. Теща же стояла как каменная, заледеневшая и не реагировала ни на что.
Старшую дочку оставили на соседок. С Марусей сидела сотрудница с кафедры – профессор не помнил, кто именно, да и какая разница?
С кладбища его уводили почти насильно, под руки. Теща обернулась к нему и покачала головой. Что это означало, он не понял, но этот вопрос долго его мучил.
В квартире пахло блинами. Профессор выпил стакан водки и отключился.
Он ничего не запомнил – ни поминальных речей, ни слез, ни плача Маруси: в тот день послушную младшую дочь никак не могли успокоить.