Осталось еще одно письмо. Последнее.
Почему-то она боялась его открывать. Неужели было всего три письма? Этого Катя не знает.
Она может только догадываться, придумывать, фантазировать.
Смерть догнала бедного Гарика, забрала и успокоила кутилу и повесу, эпикурейца и гедониста. Неизвестно, сколько было ему отпущено, но он сделал правильный выбор.
Нерешительный Володечка в конце концов ушел от маман и женился на Эмилии, это тоже понятно. И кажется, они прожили долгую, спокойную и вполне счастливую жизнь.
Выходит, Гарик был прав – замужество, пусть и позднее и не совсем желанное, спасло Эмилию от одиночества.
Детей не случилось, но уважение и единомыслие точно присутствовали.
Фрагменты человеческих судеб, вырванные из контекста жизни.
Чужие письма, чужие чашки, чужая мебель…
Не стоит читать последнее письмо, не надо.
Но еще долго, до середины ночи, Катя не засыпала. Вздыхала, ворочалась. Перед глазами всплывали лица Эмилии и Гарика, его – насмешливое и притягательное, ее – печальное, во взгляде безнадежность. И интеллигентное, растерянное лицо Володечки. Раньше таких называли вшивый интеллигент или шляпа, а нынче – ботан. Лица этих троих, связанных между собой одновременно зыбко и прочно.
Как и предполагалось, день прошел в суете. Магазины, поездка к маме. Выпили кофе, поболтали, но Катя видела, что мама нервничает.
После минут двадцати уговоров рассказать, что случилось, оказалось, что Ольге Евгеньевне ну очень нужно в «Икею», нужно давно, но, как обычно, она никак не решалась попросить «уставшую, заморенную и зачумленную дочь».
Катя подбежала к зеркалу – неужели все так ужасно? Слова-то какие – «заморенная и зачумленная»!
Она вытягивала шею, поворачивалась вправо и влево, надувала щеки и губы, хлопала глазами и ничего такого не видела.
Ну да, бледная, худая. Но она никогда не была розовощекой пышкой.
– Счастливая, – вздыхала Верун, – а я съем пончик – и все, плюс кэгэ!
– Пончик! – хихикала Катя. – Килограмм пончиков! Сказочки мне не рассказывай – ты и один пончик, ага!
Катя слегка успокоилась – все понятно, маме свойственно преувеличивать. Вид, конечно, не ах, но бывало похуже. Например, к концу года, в мае, когда мысли были одни – дотянуть бы до отпуска…
– Ой, мамуль, – вздохнула она, – «Икеа» в воскресенье, да еще и под Новый год! Ну ты придумала.