Тридцатого все прошло ожидаемо – никто не работал, все чмокались и поздравлялись, подкладывали друг другу подарки, втихаря пили шампанское, угощали друг друга тортами, конфетами и пирожками, шумно обсуждали предстоящий праздник, ругали мужей и ворчали на жен, а после обеда вышел шеф и поздравил всех с наступающим. Речь его была короткой и банальной, говорить он не любил и не умел, но сказал, что завтра все получат небольшую премию, потому что большую не заработали.
Все дружно захлопали и загудели, обрадовались и недовольно зашушукались – понятное дело, работниками всегда недовольны. И работники тоже всегда недовольны начальством. Жизнь.
А тридцать первого будет выходной – повезло, совпало с субботой. Ну и отлично: долгожданный сладкий сон, потом две чашки крепкого кофе – и на диван, к телику.
Весь день можно смотреть старые любимые комедии – сейчас таких нет, один суррогат. Потом потрепаться с мамой и Веркой, прочесть кучу сообщений от ненужных и нужных людей.
Подремать на диване, почитать, снова включить телик и снова попасть на замечательный фильм, например на «Бриллиантовую руку» или «Джентльменов удачи», которые можно смотреть бесконечно.
А потом под бой курантов выпить бокал шампанского – брют Катя не любит, а любит сладкое асти.
Ну и все, ритуал соблюден, и можно укладываться в кровать. И еще радоваться, что все наконец закончилось.
Подготовка к празднику, корпоратив, сам Новый год – все позади, и это прекрасно.
Скорее бы будни, работа, чтобы не думать, не думать, не думать…
Катя уснула под «Любовь и голуби», в самый разгар курортного романа нелепого Василия и несчастной Раисы Захаровны.
Уснула, потому что выпила два бокала вина. А что такого, женщина она свободная, семьей и гостями не обремененная, хочу – сплю, а хочу – выпиваю.
Спала она крепко, со снами, странными, но не тревожными, как обычно, а светлыми и даже радостными. Сюжет потом не вспомнился, а ощущение радости осталось.
Разбудил ее звонок в дверь. От неожиданности – кого еще принесло? – она вздрогнула и открыла глаза. Верун? Да, скорее всего! Верка такая, бесцеремонная. Делает, что приходит в буйную головушку. Конечно, она, кто же еще! А может, не открывать, раз без звонка и предупреждения? Еще и нарядится, как чучело огородное, в какую-нибудь Снегурочку или, того хуже, в Деда Мороза, с нее станется. Намалюет помадой щеки, наклеит ресницы, наденет накладные косы, украсит их мишурой – и нате вам, Снегурка! Смотрите и радуйтесь!
С тяжелым вздохом Катя сползла с дивана. Глянула в глазок. За дверью стоял Чемоданов. Обычный такой Чемоданов, спокойный, как памятник, в старой дубленой куртке, в высоких ботинках и с непокрытой головой.
И выражение лица было знакомое, чемодановское, – спокойное, безмятежное, невозмутимое.
Как будто ничего не случилось, и они не ссорились, и Катя не уехала от него, кипя от негодования и обиды.
Катя смотрела на Чемоданова, а Чемоданов смотрел на дверь.
Протянул руку к звонку. «Ага, понервничай! – усмехнулась Катя. – А я тебе не открою! Думай что хочешь. Куда я ушла, к кому и зачем».
Второй звонок был длиннее первого, но тоже вполне деликатный, Чемоданов и нервы – ну нет, хладнокровия и терпения ему точно не занимать.
Ну-ну, дело ваше. И Катя на цыпочках пошла обратно к дивану.