Незапертая дверь

Все правильно: мужчина и женщина – две разные планеты. Несмотря на некоторые совпадения.

Год Собаки

В то время Анна часто думала, сможет ли пережить все это? Силы были на исходе, ей казалось, что она все это не выдержит.

Ну допустим, она будет жить и даже ходить, хотя врачи ей этого не обещали. «Пятьдесят на пятьдесят», – говорили они. В наше время говорят напрямую и честно, без обиняков, хотя Анна считала, что это ужасно. Не все хотят знать правду. Многие верят, что все обойдется, все понимают, а верят. Добровольно надежду никто отпускать не желает, надежда – последнее убежище человека, а уж больного – тем более. Врачи говорили честно, но как-то расплывчато: «У вас молодой организм, вы еще молоды, у вас прекрасная мышечная масса и мышечный корсет, да и вообще надо верить! Верить и надеяться на лучшее, у оптимистов всегда больше шансов. И еще, Анна! Надо надеяться на… – взгляд наверх, на свежепобеленный потолок, туда же направлен указательный палец. – Я думаю, он будет не против».

Все чушь, чушь от первого до последнего слова. «Верить, надеяться, уповать». Что там еще? А, довериться ему! Тому, кто сверху, тому, кто всесилен! Тетя Варя, славная, добрая больничная нянечка – такая бабулечка из русской сказки – уговаривала Анну пойти в храм. До него, кстати, рукой подать, прямо на территории больницы, сейчас во всех больницах есть или храмы, или молельни со свечками и иконами.

Как уговаривала! Была и такая услуга – для неходячих больных вызов батюшки непосредственно в палату.

– Ну нет, никогда ничего у него не просила и сейчас не буду, – ответила Анна. – Нехорошо как-то – вот только мне плохо – и сразу к нему? А когда было нормально, не обращалась, не благодарила за то, что все хорошо? Нет, это неправильно.

Тетя Варя пыталась убедить Анну в обратном:

– Ему все равно, когда к нему обращаются! Он мудрый и добрый, все понимает и детей своих не разделяет! Поедем, Анют, я тебя отвезу! Хуже не будет.

Анна мотала головой:

– Нет, я пока не готова. А раз не готова, то это неправильно.

– Упрямая девка, – так называла ее тетя Варя, – упрямая и лытая!

– Лытая? – улыбалась Анна. – А что это, теть Варь? От какого слова?

– От какого, – ворчала тетя Варя. – Ни от какого! Еще будешь кучиться, дай боже успеть приобщиться, а то так и будешь скудаться.

Потом Анна все-таки вытрясла из бабули: «лытая» – «упрямая», «отлынивающая», «приобщиться» – «поверить в бога», «кучиться» – «просить», «умолять», а «скудаться» – «хиреть», «недомогать».

Откуда Варвара Степановна, прожившая в Москве сорок лет, сохранила эти слова? Оказалось, что так говорила ее бабушка, Никития Порфирьевна, воспитавшая сиротку Вареньку в далеком уральском поселке Сырань.

– Сама за тебя помолюсь, – сурово поджав губы, говорила тетя Варя, – раз уж ты такая дурная.

Анна махала рукой. Ей было на все наплевать, на все и всех, за исключением дочки Маруси.

В одном врачи были правы – Анна женщина молодая, а в остальном… Никакая она не спортивная. Сто лет назад, в далекой молодости, три года занималась фехтованием и полгода гимнастикой, но все давно в прошлом.

И никакой оптимисткой она тоже не была. Правда, и пессимисткой тоже. Себя она называла реалисткой, и это была правда. Жизнь она воспринимала с большой долей сарказма и даже цинизма.