– Значит, нужно отпраздновать. Я переговорю с шеф-поваром. У нас уже есть планы, но нужно что-то особенное. И нужен торт! О боже мой. – Она вскакивает и спешит на кухню, созывая персонал.
– Ты правда отдал миллион баксов за живопись для нее? – спрашивает Финн, мой второй старший брат. Он развалился на диване с бокалом апельсинового сока с водкой.
Еще нет и полудня. Видимо, ему это необходимо, чтобы вынести времяпрепровождение в кругу семьи, которому мы предаемся последнюю пару дней, чего обычно он старается избегать.
Впрочем, не могу его винить. В этом единственный плюс пребывания в стенах частной школы «Ланкастер». Я вижусь с семьей только по большим праздникам.
– Правда. – Я киваю, иду к окнам с видом на город, и останавливаюсь возле огромной ели, увешанной белой гирляндой. В этом году мама постаралась на славу. Вся квартира пропахла елкой, что не так уж плохо. – И это не живопись.
– А что же тогда, черт побери? – спрашивает Финн.
Я оборачиваюсь и смотрю на него.
– Картина создана губной помадой.
Финн хмурится.
– Что, прости?
– Кто-то целовал холст. Снова, и снова, и снова разными оттенками помады Chanel, – поясняет Алисса, смущенно глядя мне в глаза. – Я разузнала о ней, когда Грант мне об этом рассказал. Была заинтригована.
– Это ее любимая картина. – Я пожимаю плечами. Я хочу только одного: делать эту девушку счастливой.
Чего бы мне это ни стоило.
Несмотря ни на что.
– Понимаю почему. Очень красиво, – соглашается Алисса, находит картину в телефоне и показывает ее Финну.
Он рассматривает ее, хмурится и поднимает голову.
– Не понимаю.
Я издаю вздох. Грант называет его тупицей. Алисса просто качает головой.
– Боюсь, в тебе не пробудилось ни капли романтики, – говорит она Финну, который к тому же приходится ей бывшим начальником.
– Зато возбудилось кое-что другое, с романтикой не связанное, – посмеивается он. Делает глоток своего напитка, позвякивая льдом в бокале, а Алисса смотрит на него с отвращением.