Приходи в мою комнату.
Ни пожалуйста. Ни спасибо. Ни подписи. У него запоминающийся почерк, поэтому я знаю, что записка от него. То, что он осмелился прийти в общежитие и сунуть записку мне в дверь, настоящая дерзость. О нас никто не знает. Мы стараемся не выдавать себя, но притворяться становится все труднее.
Дождавшись отбоя, я тайком выхожу из своей комнаты и из здания. На улице прохладно, в воздухе витает запах морской соли, и я глубоко дышу, пока иду к личному жилищу Уита.
Остановившись перед дверью, я поднимаю руку со сжатой в кулак ладонью, чтобы постучать, но не успеваю. Дверь распахивается, Уит хватает меня за руку и затаскивает в комнату. Я спотыкаюсь и чуть не падаю на него, и он прижимает меня к себе, пока закрывает и запирает дверь.
– Ты опоздала. – В его голосе слышно раздражение, когда он отпускает меня и едва ли не отталкивает от себя.
– Мне пришлось ждать отбоя, – напоминаю я и потираю руку в том месте, где он меня схватил. – Я не наделена теми же привилегиями, что и ты. Не могу разгуливать по кампусу, будто у себя дома.
Уит ухмыляется, и мое сердце замирает, а потом снова начинает биться. Он сейчас выглядит так юно. Почти беззаботно. Я не знаю, чем вызвана перемена, но, клянусь, кажется, что он может в любой момент расплыться в улыбке. Как в тот раз, когда он смеялся, пока мы были вместе.
Да что же с ним такое?
– Говоришь так, будто откровенно завидуешь, Сэвадж, – дразнит он.
– А ты говоришь как мудак, Ланкастер, – парирую я.
Его взгляд тускнеет.
– У тебя острый язык.
– У тебя тоже, – спокойно отвечаю я и скрещиваю руки на груди, чтобы он не увидел, как они дрожат.
Он издает вздох и начинает расхаживать по комнате. Я вспоминаю нашу первую ночь. Вспоминаю, какое осознание она принесла.
Мы похожи. Самым страшным образом.
Когда Уит так и не произносит ни слова, я первой нарушаю молчание.
– Зачем ты меня вызвал?
Он останавливается и поворачивается на меня посмотреть.
– Вызвал тебя? Вот как ты это называешь?
– Ты не оставил мне выбора.