– Да уж. – Париса встала и, приблизившись к решетке, присмотрелась к Гидеону. – Сделай милость, не рассказывай Нико, как прошла наша предыдущая встреча.
Пусть все и закончилось относительно благополучно, она никак не могла простить себе беспечности и того, что сделала или, если уж на то пошло, чего не сделала.
– Что так? – повеселел Гидеон. – Боишься, что если он узнает, что ты меня спасла, то решит, будто он тебе нравится?
– Нет, конечно же. Мне никто не нравится и, самое главное, я тебя не спасала. Просто ошиблась, а ты ускользнул. Больше, – подчеркнуто предостерегла она Гидеона, – этого не повторится.
– Идет, – снисходительно произнес Гидеон и еле заметно подмигнул.
– Но ты за Нико приглядывай, – добавила Париса. – Он же такой дурачок.
–
Они обменялись вежливыми улыбками, совсем как бойцы на ринге перед началом раунда.
–
«Удачи. Не умирай».
– Я передам Нико, что ты так сказала, – ответил Гидеон, а она проснулась, и уже через несколько часов очередной этап ее жизни, длиной в два года, завершился.
Париса не знала, будет ли тосковать по этому времени. Ностальгия никогда ей не нравилась. Лучше двигаться дальше, вперед.
Как раз в этот момент в кафе вошли.
Услышав знакомую тихую поступь, Париса подняла взгляд. Вошедший уже сидел напротив нее.
– Привет, – сказала она.
Далтон вальяжно устроился на стуле, закинув ногу на ногу.
– Как же это меня вымотало.
За последний месяц его мысли полностью изменились: лишенные порядка, они напоминали разросшийся сад, из которого во все стороны лезет трава и ползучие стебли. Изменился его почерк. Изменился голос. Стали другими манеры. Скрывать все это от окружающих было для него настоящим подвигом сродни подвигу Геракла. И если бы эти самые окружающие не были так увлечены собственными жизнями, кто-нибудь из них обязательно заметил бы в Далтоне перемены. Но, к счастью, нарциссизм – самая надежная черта людского характера, она всегда застит взор: будущие выпускники зациклились каждый на своих бедах с разной степенью увлеченности, однако в нынешних условиях эта их степень оказалась намного выше чьей бы то ни было и ослепила их.
– Зато теперь все закончилось, – прагматично заметила Париса и потянулась за чашкой. – Атлас сказал что-нибудь?
А знает ли он вообще? Париса в последнее время задумывалась, что ему вообще известно. Возможно, он совершил несколько критических ошибок, в том числе недооценив ее?