Крах Атласа

На глазах у Эйлиф толпа мягко расступалась перед блондином. Обычно в Нью-Йорке такого не дождешься. Эйлиф подергала за рукав котика.

– Это он. Вперед.

Тот отстранился, высвобождая руку.

– Похоже, трекер дал сбой.

Снова он говорит со своей машинкой. А зря, лучше бы Эйлиф спросил. Она подсказала бы, что выдать именно эту фразу его заставило заклятие. И да, трекер дал сбой, ведь котик – не котик, а простой человек и расплачивается за свою смертность. У него много мускулов и, наверное, отменные боевые рефлексы – в сумме неплохой солдат, вот только не подходит для таких операций. Просто машина убийства, Эйлиф знала много таких, и ни одному еще не удавалось ее впечатлить.

Она не стала ждать, что скажет котику начальник-медит, и рванула в кильватер пустоты за блондином. Брешь в толпе, оставленная его пафосным выходом, еще не затянулась, и следом за Эйлиф в нее нырнули два котика, которые рыскали поблизости. Вот и славненько, сейчас она догонит блондина, и все быстро поймут, что дело нечисто: Николас Феррер де Варона снова обвел их всех вокруг пальца, прислав вместо себя этого… белобрысого, тоже не обычного смертного и несущего на себе печать дома, следы чар на крови.

За спиной шипела машинка котика, но Эйлиф старалась не упускать из виду золотистую шевелюру. Она пробежала под низкой аркадой и вырвалась на улицу.

– Она убегает!

– Мы к этому готовы, нас предупреждали. Сядь ей на хвост…

Она не слушала. Торопилась навстречу свободе… или же смерти.

– Стой! – крикнула она с порога вокзала.

Ее грудной голос разлетелся в воздухе подобно парам. Как же славно было снова им воспользоваться. Для некоторых это казалось магией, для самой Эйлиф – ее сутью, истинным Я, которое она прятала, чтобы выжить, и в котором черпала веру в завтрашний день. А сделки – они ненадежны, с ними есть только сегодня.

Голос Эйлиф накрыл толпу авантюристов, велосипедистов, пригасил бурлящий гнев. Не остановился только человек в серебристых ушных затычках. Эйлиф мельком восхитилась качеством современного корабельного воска, однако быстро напомнила себе о главном. Блондин тем временем встал и опустил плечи, затянутые в белый лен рубашки. Можно было подумать, что ему нипочем духота и влажность утра в преддверии лета, но тут Эйлиф уловила гудение чар. Они роились вокруг блондина, и когда он обернулся, то на лбу его поблескивали бисерины пота. Они стекали прямо на глаза за непрозрачными стеклами.

– Привет, – карамельным голосом произнес он. – Мои соболезнования.

– По какому поводу? – спросила Эйлиф. Она приказала ему остановиться и осталась в живых. Пока что.

– Боюсь, ты пожалеешь о нашей встрече. Примерно как все. – Его подправленные магией губы изогнулись в усмешке, в которой не было ни капли сочувствия. В то же время два морских котика, стряхнув с себя оцепенение, встали по бокам от Эйлиф. Был бы еще от этого прок.

– Он. – Эйлиф кивнула в сторону блондина. Котики синхронно потянулись за оружием, бившим без промаха.

По инструкции велели задержать цель. По условиям сделки требовалось усмирить ее, словно бежавшее из загона животное. Однако жизнь – это не планы стратегов и теоретиков. В жизни многие слова приобретают иные смыслы, и слова Эйлиф – не исключение. Она обещала одно: ключ от дома за чарами на крови. Может, блондин – добыча не оптимальная, но для нее он единственное спасение. Живой, мертвый, связанный или нарезанный звездочками, упиханный по кускам под замок – неважно. Она обещала подношение и только. О сохранности речи не шло. На своем веку Эйлиф заключила много сделок и приучилась внимательно читать пункты договора, прописанные мелким шрифтом.

Для потрошения магия не нужна, хотя в некоторых случаях лишней она не бывает. Поэтому Эйлиф пустила в ход кое-какие чары, для того чтобы удержать блондина на месте. Эйлиф не знала его и потому не испытывала ненависти, однако с легкостью поставила свою жизнь превыше его.

К несчастью, все пошло наперекосяк практически сразу. Эйлиф умела различать малозаметные вещи, микроскопические сдвиги, видела, например, разницу между потребностью и желанием. Она уловила нерешительность стрелка слева: котик замешкался на долю секунды, когда его посетила неприятная мысль. Некий импульс. Чувство утраты, тоска, а то и вовсе боль сожаления.