Она буквально услышала ход часов, пульс приближающейся смерти. Его конец был близок, как и ее.
– Сколько тебе еще осталось? – с трудом спросила она.
Блондин издал грубый смех.
– Полгода, если верить тому, что мне поведали. И я, к несчастью, верю.
Сверкнули клинок и его оскал во тьме.
– Люблю, когда рок настигает нас, – сказал блондин, глаза которого к тому времени совершенно почернели. – Разве он не романтичен?
– Да, – прошептала Эйлиф.
Эта жизнь – не жизнь, а выживание в обмен на свободу, якорь,
и вот он рывками
идет во тьму,
а там глаза,
его глаза.
– Эйлиф, – позвал другой голос. Знакомый, старый и не такой елейный. – Твое время вышло.
Из бескрайних глубин океана пробилась знакомая краснота. Из расселин времени и снов вопреки всему появился знакомый красный гроссбух.
Эйлиф попыталась бежать, но Счетовод снова нашел ее.
Впервые русалке было нечем торговаться. Ей нечего было предложить, нечего пообещать. Не о чем стало петь лживую песню сирены. Насечки на бедрах, эти долговые отметки алели во тьме как деления шкалы, намертво приковав ее к неизбежному исходу. И вот он пришел, ее конец.
Принц, он же аниматор, был в бегах. Ее сын пропал. Последнее дело, которое могло бы списать ее долг, похищение блондина, и то провалилось. Дом с книгами, окруженный чарами на крови, тот, который Эйлиф пообещала Счетоводу, – очевидно, плодит монстров. Эйлиф понимала это, как ни один другой нелюдь.
Впрочем, это уже неважно. Для нее все кончено. Она решила насладиться недолгими остатками жизни. Времени ей хватит с лихвой, чтобы бросить проклятие-другое или же сделать предупреждение.
«Люблю, когда рок настигает нас, – подумала Эйлиф. – Разве он не романтичен?»
– Забирай себе мой долг, – щедро разрешила она Счетоводу, услужливо улыбаясь. – Наслаждайся, у него своя цена. Теперь и за тобой должок. Придет день, и ты увидишь свой конец, блаженного неведения тебе не светит. Увидишь, как грядет твоя смерть, и будешь не в силах остановить ее.