Крах Атласа

22
18
20
22
24
26
28
30

Если есть на свете чудо, думала Рэйна, если оно живет в каком-то явлении…

…то это дерево в цвету.

По всему кладбищу раздавались возгласы: восхищенные, благоговейные, недоуменные. Весна, призванная Рэйной, напоминала сон. Жизнь пришла посреди смерти. И в этот момент Рэйна поистине стала богиней. Она коснулась ближайшей веточки, ощутила, как та млеет. На этот раз голос сакуры зазвучал знакомой песней: «Мама». Словно бы ничего не изменилось, кроме самой Рэйны.

К своей чести человек, пришедший за Рэйной, не двигался. Они встретились взглядами, и незнакомец слегка поклонился, словно бы признавая, что они на священной земле. Рэйне даже показалась, будто в этом его жесте читается смирение. Нечто непреложное, что оба они разделяли: в конце мы возвращаемся в землю.

Незнакомец коротко кивнул в знак уважения – или так он хотел предостеречь Рэйну. За ней еще придут – так она поняла этот жест. За ней еще придут, просто не здесь и не сегодня. И ладно. Она все поняла. Она поклонилась в ответ, и незнакомец отправился восвояси, скрывшись в собирающейся редкой толпе занятых горожан, что отрывались от телефонов, от личных тревог и напряженных жизней – лишь бы узреть сотворенную Рэйной весну.

* * *

Когда Рэйна прибыла в поместье, там было тихо, ее шаги разносились громким эхом среди его стен. Где-то рядом горевал инжир. Готовились отойти последние розы.

Рэйна прошла в раскрашенную комнату, ожидая, что появится хоть кто-то. Никто ее так и не встретил. В кабинете Атласа ничего не изменилось и было пусто. Из книжного шкафа в раскрашенной комнате Рэйна взяла книгу, сборник цитат. Она как раз гладила пальцем корешок сонетов в кожаном переплете, когда заметила снаружи одинокий силуэт.

Она вышла, но отправилась не в читальный зал, не в архивы, а вместо этого вдохнула пьянящий аромат росистой травы. Ее ждали.

Даже издалека она казалась прекрасной: знакомая, как эхо, и постоянная, как сердцебиение.

IX

Жизнь

Либби

Белен состарилась не сильно. Так, разменяла, наверное, пятый десяток: в волосах виднелись серебристые прядки, в уголках глаз – морщинки от смеха, появления которых Либби не успела застать. Однако за полгода – а для некоторых тут прошли десятилетия – внутри Белен Хименес отмерло нечто неосязаемое, и возраст тут был ни при чем.

Либби вошла и села в кресло возле койки. Рядом тикали часы. Из коридора доносились голоса докторов и сестер. Где-то в этом здании находились те, кто еще только начинал жить.

– Я бы и раньше пришла, – прочистив горло, сказала Либби, – просто не сразу тебя отыскала.

Белен посмотрела на нее, улыбнувшись сжатыми губами.

– Лгунья.

Верно.

– Ладно, времени правда ушло больше, чем я рассчитывала. – Либби помолчала. – Ты сменила имя.

– М-м, старое мне больше не подходило. – Взгляд Белен не изменился. Глаза были все такие же темные и проницательные. Либби почувствовала себя невероятно молодой и вместе с тем ужасающе старой.

– Ну и, м-м, что… – Она снова покашляла, прочищая горло. – Что случилось?