– Но если ты привел Глеба Семёновича сюда, то как он оказался у Вия?
– Тропа вечности почти выжгла мои силы, и, когда появился анчутка, я уже ничего не мог. Он просто его забрал, а меня бросил в подземелье. Если бы Корвин меня не нашел, я бы вряд ли выбрался оттуда.
Голос Никиты звучал едва слышно, как будто этот разговор тоже выжег его силы.
– А почему ты ходишь через подземелье, если подземный мир – это владения твоего дяди, который тебя, мягко говоря, не очень любит?
Никита вздохнул и откинулся затылком на стену. Глядя на него, такого растрепанного и немного потерянного, Ева уже не могла злиться.
– Подземелье создал я, и это – часть моего мира. Они не могут на него претендовать, но теоретически могут брать плату за проход. Что и пытался сделать анчутка с тобой. Убить меня анчутка не может, поэтому мне самому в подземелье мало что угрожает, а водить я в него никого не вожу. Вы и Глеб Семёнович были исключением, и то только потому, что по поверхности было бы еще хуже.
– А почему хуже?
– А ты не помнишь, что там Горыня устроил?
– Горыня? Его же там не было.
– Ай, все забываю, что вы ничего о жизни не знаете, – досадливо отмахнулся Никита. – Горыня – средний сын Белобога. Он повелевает змеями. И если мелкий Горыныч, который у Яги живет, мало что всерьез может сделать, то к охотничьему домику он змея посерьезней подослал.
– Но как же Вужалка? Если ты говоришь, что змеями повелевает твой дядя, а она дочь ужиного царя…
– Ну, в семье не без урода, – беспечно улыбнулся Никита. – Ужиный царь служит напрямую Горыне, но мы с Вужалкой росли вместе. Вернее, не то чтобы вместе, просто взрослые особо не в курсе были, где мы и что делаем. Мы познакомились, когда ей хвост валуном придавило. Ее змейки камень сдвинуть не смогли, а отец в других землях был. Я сам на нее случайно наткнулся. Нам было лет по пять. Камень сдвинуть я, понятное дело, тоже не смог, но я его левитировал. Вообще-то запросто мог этим ее убить, но это уже потом, на взрослую голову, понимаешь, что просто повезло в тот день. А еще я стащил у отца живой воды, ей хвост подлечить. Вот тогда-то мне Корвин наглядно и объяснил, что живую воду брать нельзя, а на царапины лить тем более. Я неделю сидеть не мог после его объяснений. Зато отцу он меня не сдал. Хотя это совсем не царапина была. У нее же позвоночник хвостом продолжается, и там, как я теперь понимаю, был спинной мозг поврежден. Она двигаться вообще не могла и вряд ли смогла бы позже, даже если бы выжила. В общем, так мы подружились. Отец ее о том случае знает, поэтому частенько глаза закрывает на то, что она меня о чем-то предупреждает. Горыне, думаю, и в голову не приходит, с чего это я такой везучий временами.
Никита задумчиво улыбнулся.
– Ты кому-нибудь рассказывал об этом? – спросила Ева, думая о том, как бы вырос Никита в глазах Лики после этого рассказа.
Сын Кощея мотнул головой, а потом усмехнулся.
– Да некому мне рассказывать, Ев. Я бы и тебе не рассказал. Но тебе же сопротивляться невозможно.
Вообще-то это было неправдой. Про дружбу с Вужалкой Никита рассказал сам. Видимо, ему просто нужно было с кем-то этим поделиться. Отчего-то от мысли, что такой весь из себя неприступный Никита может так искренне дружить с девушкой-змеей, было тепло.
– А мне показалось, или Яга тоже против твоего отца?
– Не, не показалось. Она заодно с Вием. Отец об этом знает, но почему-то ничего не делает. Но ему виднее. Я поэтому стараюсь мимо нее лишний раз не ходить. Особенно с артефактами. Меньше знаешь – лучше спишь и все такое.
– Она каким-то образом видит все, что видят звери и птицы, – шепотом, словно их могли подслушать, сказала Ева.