— Прекрасно, — похвалил я и направил лошадей туда, куда указал скелетон-призрак.
Во дворе Агитбригады я сдал реквизит и телегу с лошадьми Жоржу, выслушал кучу воспитательных упрёков от Гудкова, за то, что поздно вернулся.
— А где Роман? — спросил он.
— Не знаю, — ответил я, — мы вернулись в город, он вдруг спрыгнул с телеги и ушел.
— И что, ничего не сказал? — удивился наш руководитель.
— Почему же. Сказал, — кивнул я, — сказал, что через час где-то вернется.
— Мог бы и помочь тебе! — нахмурился Гудков, — вернётся — уж я ему устрою взбучку! Бросил ценный реквизит на пацана, а сам ушел! Распустились!
Гудков ушел, что-то ворча себе под нос, а Енох с подозрением спросил:
— Ты что опять задумал, Генка?
Я взглянул на Жоржа, который неспешно распрягал лошадей, насвистывая себе под нос бравурный мотивчик на манер пресловутых «Кирпичиков», и предусмотрительно промолчал.
В вот в доме я прямо-таки взлетел на второй этаж и постучал в комнату Зубатова.
Некоторое время ничего не происходило, а потом дверь открылась и на пороге застыл Епифан-Зубатов. Вид у него был сонный и недовольный.
— Чего надо? — недоброжелательно зевнул он, почёсывая пузо.
— Ты сам? — шепотом спросил я.
— Ну, сам, — Епифан-Зубатов был явно не в духе.
— Есть работа, — сообщил я.
Епифан-Зубатов скривился, но мне, честно говоря, было плевать.
— Что за работа? — наконец, выдавил из себя Епифан-Зубатов.
— В общем, смотри, нужно чтобы ты вошел в труп Романа и сделал то, что я тебе скажу, — сообщил я.
Рядом охнули Епифан и Моня (Моню я оставлял «на хозяйстве» сторожить мою комнату и заодно следить за агитбригадовцами и всеми, кто только появится в доме) и теперь он изнывал от любопытства и крысился, что опять пропустил всё самое интересное.