Дед принялся причитать и расстраиваться, а я торопливо начала перемывать посуду, чтобы не отвечать.
Но отвечать всё же пришлось.
— И что, там ничего-ничего совсем не осталось? — с волнением спросил он.
— Да почему ничего? — я поставила тарелку в сушку и посмотрела на старика, — небольшие изменения — да, есть. Но нужно воспринимать это с пониманием. Ты продал им дом. Вот они и переделывали всё на свой вкус. Сейчас ты вернешься и всё обратно поправишь. Вон Ричард тебе поможет. А если какая работа сложная, ты говори — наймём работников. Справимся. Главное — дом вернём.
— Да, деточка, ты права, — со вздохом кивнул любашин отец, — главное, что дом вернём. Старый я стал, дурак дураком.
— Кстати, — вспомнила я и, чтобы отвлечь мысли старика от самоуничижения, спросила, — а куда ты деньги положил? Принеси, пересчитаем. Завтра отдать нужно.
— Сейчас, — сказал любашин отец и торопливо вышел из кухни.
А я принялась вытирать стол.
Я как раз складывала салфетки, когда открылась дверь на кухню и на пороге застыл любашин отец. Он был сам не свой. Губы у него тряслись.
— Что случилось? — испугалась я.
— Денег нету, — потерянно произнёс старик.
Глава 17
— Что значит нету? — я даже не поняла сначала, что стряслось.
— Я положил их в свою сумку, полез туда, а там — нету, — дрожащим голосом ответил Василий Харитонович.
— С ума сойти! — ахнула я. Противно закололо сердце, отдавая в левой руке. — Пойдём посмотрим.
Я первая направилась в детскую комнату, где любашин отец обитал с Ричардом. Старик посеменил за мной, тяжко вздыхая.
— Показывай! — велела я.
Он вытащил из-под кровати раскрытую сумку и принялся суетливо вываливать вещи прямо на пол.
Действительно, денег не было.
— Так! Сегодня ты куда ходил? — спросила я.