Шикша

— А ну, не лезь грязными руками в миску! — турнула его Аннушка, –хочешь ландорик — так и скажи. Сейчас я тебе наложу. Зоя, ты тоже будешь?

Я отрицательно покачала головой.

— Беда с девкой, — пожаловалась Аннушка Митьке на меня, — утром не ела, сейчас опять не ест. Пропадёт до конца экспедиции.

— Мужика ей надо, — глубокомысленно изрёк Митька и ломанулся из-за стола, получив от Аннушки увесистый подзатыльник.

— У него одно только на уме, — проворчала Аннушка, жалуясь уже мне на Митьку, — а так как ума маловато, то только единственная мысль и поместилась там.

Митька заливисто хохотнул у дальнего выхода, схватил ведро с грязной водой и вышел наружу.

— Сполоснуть не забудь! — крикнула ему вслед Аннушка.

Я, наконец, вышла из столовки. После насыщенного печным дымом и паром от еды помещения, в тайге дышалось хорошо и приятно. Легкий ветерок прогнал мошку, так что можно было спокойно постоять и полюбоваться окрестными видами. Могучая стена из елей и лиственниц окружала лагерь. С одной стороны, зиял обрыв, который заканчивался отвесными скалами по-рериховски неимоверно красивых расцветок. На дне обрыва бесновалась и шумела узкая речушка. Со стороны лагеря, с видом на обрыв, стоял длинный деревянный стол и несколько грубо сколоченных лавок, под стационарным навесом. Я подошла ближе. На верхней части навеса была приколочена табличка. Я прочитала надпись вслух:

— «Лабораторно-смотровая площадка».

— Ага, бухаем мы тут, когда мошки мало, — я вздрогнула, не заметив, как сзади подошел Митька.

Он держал в каждой руке по ведру с водой.

— Мы же план стационарной базы «наверху» согласовываем, — пояснил он, — ну, не напишешь же ты «место для распития спиртных напитков». Начальство может понять неправильно. А так у нас — «лабораторно-смотровая площадка». Всё, как и положено. Если какая-то проверка приедет — придраться не к чему.

— И что, в такую глушь разве приезжает начальство? — удивилась я.

— При мне раза два так было, — кивнул Митька неодобрительно.

— А зачем… — начала формулировать вопрос я, но от столовки раздался возмущенный окрик Аннушки:

— Митька, ты где там ходишь⁈ Я что, должна воду полдня ждать⁈

— Несу! Несу, моя хорошая! Всё только для тебя! — дурашливо завопил Митька на весь лагерь, подмигнул мне и торопливо потащил ведра с водой на кухню.

Я закрыла глаза, глубоко-глубоко вдохнула таёжный воздух, благоухающий багульником и хвоей, и улыбнулась: хорошо-то как!

А к обеду вернулась Нина Васильевна. И была она очень-очень злая.

Главной претензией, которой она таки вынесла мозг Бармалею было то, что она, бедняжка, в поте лица работает, а я — в лагере «прохлаждаюсь». Нину Васильевну аж колбасило от такой социальной несправедливости.