Сюжет

– Эван, мне очень нравится, что вы верите в то, что делаете. Я надеюсь, что все ваши одногруппники так же относятся – или станут когда-нибудь относиться – к своей работе. Даже если большинство… регалий, как вы выразились, с большой, очень большой вероятностью обойдут вас стороной, потому что на свете множество потрясающих книг, которые издают одну за другой, и конкуренция велика. Но есть масса других способов, не связанных с Опрой или режиссерами, измерить успех художественного произведения. Я буду только рад, если ваш роман получит самое широкое признание, но для начала вам нужно написать его так хорошо, как только можно. У меня есть кое-какие соображения на это счет, на основании того отрывка, что вы прислали, но скажу честно: в тех страницах, что я прочитал, мне видится не самая громкая книга, то есть не та, которая уверенно кричит: главные режиссеры и бестселлер, но это может быть очень хороший роман! Мать и дочь, живущие вместе; может, они не очень ладят между собой. Я уже переживаю за дочь. Мне хочется, чтобы у нее все получилось. Чтобы она выбралась оттуда, если хочет. Я хочу выяснить, что стоит за всем этим, почему ее мать как будто ненавидит ее, если она и вправду ее ненавидит – не всегда можно верить тому, что подростки говорят о своих родителях. Но все это очень увлекательные темы для романа, и, наверно, главное, чего я не пойму, это почему вы возлагаете такие запредельно высокие ожидания. Разве мало будет написать хороший первый роман и – то есть, давайте прикинем пару целей, чуть более практичных – найти агента, который поверит в вас и в ваше будущее, и даже издателя, который захочет дать шанс вашей книге? Это уже будет немало! Зачем ставить себе такую планку, что, я не знаю, ты будешь считать провалом, если твою книгу экранизирует не самый крутой режиссер?

Долгое, безумно долгое время Эван молчал. Джейк уже был готов сказать что-нибудь, лишь бы прогнать это гнетущее ощущение, даже если бы пришлось закончить занятие раньше времени, потому что чего они, собственно, достигли, учитель и ученик? Они даже не начали разбирать написанный текст, не то что обсуждать более глобальные вопросы. А кроме того, этот чувак оказался махровым нарциссическим задротом – это же яснее ясного. Скорее всего, если он вообще сумеет закончить свой роман о башковитой девчонке, растущей в старом доме с матерью, максимум какой успех его ждет, это литературное признание того же порядка, какое получил Джейк (слишком мимолетное), и Джейк мог подробно рассказать – только попроси – какие мучения это ему принесло, точнее, то, что за этим последовало. Так что, если Эван Паркер/Паркер Эван решил стать автором нового «Изобретения чуда», милости просим. Джейк первым был готов сплести ему лавровый венок, закатить вечеринку и дать грустный-прегрустный совет, который сам когда-то получил от куратора своей диссертации: «Ты настолько успешен, насколько успешна твоя последняя изданная книга, и настолько хорош, насколько хороша книга, которую ты пишешь. Так что заткнись и пиши».

– Эта книга ни с чем не сравнится, – сказал, наконец, Эван и добавил: – Слушайте.

И заговорил. Он говорил и говорил, или, лучше сказать, рассказывал и рассказывал. И, пока он рассказывал, у Джейка было такое чувство, словно две эти зловещие женщины вошли в комнату и незаметно стояли по обе стороны двери, как бы показывая двум мужчинам, что им от них не убежать. Но Джейк и не думал о побеге. Он не думал ни о чем, кроме этой истории, не укладывавшейся ни в один из великих сюжетов: из грязи в князи, поиск сокровища, возвращение домой, перерождение (разве что отчасти), победа над монстром (разве что отчасти). Это было чем-то новым для него, как будет новым для каждого, кто прочтет эту книгу, а читать ее будут все. Ее будет читать, как только что сказал этот ужасный человек, каждая книжная группа, каждый блогер, каждый из тех, кто как-то связан с пространным архипелагом книжного рынка, каждая знаменитость со своим книжным клубом, все без исключения, везде и всюду. Настолько всеохватной и громогласной, умопомрачительной и возмутительной была эта история. Когда его студент закончил говорить, Джейку захотелось схватиться руками за голову, но он не мог показать своих чувств, того ужаса, что охватил его перед этим надменным говнюком, который однажды станет – ему определенно понадобится псевдоним – Паркером Эваном, автором ошеломительного первого романа, взлетевшего на верхнюю строчку списка бестселлеров «Нью-Йорк Таймс» по единодушному выбору читателей. Просто не мог. Поэтому он кивнул и стал высказывать предположения, как постепенно вывести образ матери на первый план, и предлагать варианты возможной проработки и согласования повествования и авторского голоса, но все это было неважно, второстепенно. Эван Паркер был совершенно прав: худший писатель на свете не смог бы запороть такую историю. А Эван Паркер умел писать.

Когда он ушел, Джейк подошел к окну и стал смотреть, как его студент идет в сторону столовой, которая была в дальнем конце сосновой рощицы. Эти сосны (он только сейчас это заметил) образовывали что-то вроде светоблокировки, сквозь которую едва просвечивали окошки зданий кампуса на дальней стороне, однако никто и не думал их обходить – все ходили через них, каждый божий раз.

«Путь жизненный пройдя до половины, – подумалось ему, – я очутился в сумрачном лесу, утратив правый путь во тьме долины»[8].

Эти слова он знал целую вечность, но никогда, до этого момента, по-настоящему не понимал.

Свой собственный путь он утратил давным-давно, и у него не было шанса, ни единого, снова найти его. Роман-в-работе у него на ноутбуке не был романом и едва ли был в работе. А теперь, с этого самого вечера, любые идеи, какие смогут у него возникнуть для новой истории, будут неизбежно блекнуть перед той историей, что он сейчас услышал, в этом жалком пенобетонном кабинете, выделенном под третьесортную программу на степень магистра искусств, которую никто – включая и преподавательский состав – не воспринимал всерьез. История, что он сейчас услышал, была всем историям история. И Джейк знал, что все, сказанное будущим Паркером Эваном о его будущем романе, произойдет с абсолютной неизбежностью. Абсолютной. Издатели будут биться за право издать его, и не только в Америке, но и во всем мире, и продюсеры с режиссерами будут биться за экранизацию. Опра Уинфри будет подносить эту книгу к камерам, и она попадет во все книжные магазины – только ты вошел, а она смотрит на тебя с ближайшего стола – и так будет долгие годы. Все, кого знал Джейк, прочтут ее. Каждый писатель, с которым он соперничал в колледже, и каждый, кому он завидовал в магистратуре, каждая женщина, с которой он переспал (признаем, их было немного), каждый студент и студентка, учившиеся у него, каждый преподаватель Рипли и все его бывшие преподаватели, а также его родители, которые вообще не читают книг, с трудом дочитавшие «Изобретение чуда» (если они и вправду его дочитали – он не проверял), не говоря о тех двух шутах из «Фантастических форматов», упустивших шанс издать роман, по которому поставили фильм с Сандрой Буллок. Не говоря о Сандре Буллок. Все они, без исключения, будут покупать или одалживать у кого-то эту книгу, скачивать ее и слушать, передавать кому-то, и дарить, и принимать в подарок – книгу, которую сейчас писал этот надменный кусок говна, этот фанфарон, этот сукин сын, Паркер Эван. Говнюк паршивый, подумал Джейк и тут же устыдился настолько избитой фразы для такого мастера слова, каким привык себя считать. Но в тот момент он не мог придумать ничего другого.

Часть вторая

Глава пятая

Изгнание

Два с половиной года спустя Джейкоб Финч-Боннер – автор «Изобретения чуда» и бывший преподаватель довольно престижных очно-заочных Симпозиумов Рипли – пристраивал свою старенькую «тойоту приус» на обледеневшей парковке позади Творческого центра искусств «Адлон» в городке Шэрон-Спрингс, штат Нью-Йорк. «Приус», никогда не отличавшийся выносливостью, встречал уже свой третий январь в этих краях к западу от Олбани (известных под причудливым топонимом «Регион Кожаного Чулка»), и его способность одолевать по снегу самые скромные подъемы – холм, на котором стоял «Адлон», был вовсе не скромным – не улучшалась с годами. Джейк не испытывал оптимизма насчет живучести этой машины, впрочем, как и своей, если он продолжит ездить зимой, но еще меньше оптимизма ему внушала мысль о покупке новой.

Симпозиумы Рипли внезапно распустили свой преподавательский состав в 2013 году, уведомив бывших сотрудников немногословным электронным письмом. После чего – не прошло и месяца – писательские курсы возобновились, став еще более заочными, точнее, совершенно виртуальными курсами, и корпус Ричарда Пенга, окутавшийся дымкой ностальгии, заменили видеоконференции. Джейк, как и большинство его бывших коллег, получил от Рипли предложение дальнейшего сотрудничества, несомненно послужившее бальзамом для его профессиональной гордости, однако новая зарплата, указанная в договоре, не позволяла рассчитывать даже на самую скромную жизнь в Нью-Йорке.

Вот так Джейк, не имевший других источников дохода, столкнулся с удручающей перспективой покинуть центр литературного мира.

Что оставалось в 2013 году писателю, чьи два клочка недвижимости на огромной совокупной территории американской словесности все больше усыхали с каждым годом? Джейк разослал пятьдесят резюме, подписался на все интернет-службы, обещавшие раструбить о его талантах самым лучшим работодателям, и сообщил каждому до последнего человеку, на которого мог хоть как-то рассчитывать, что ищет работу. Кроме того, он сходил на собеседование в колледж Барух, но администратор образовательной программы прозрачно намекнул ему, что один из их недавних выпускников, чей первый роман должен был вот-вот выйти в «ФСГ»[9], также претендует на эту вакансию. После этого Джейк встретился с одной из своих бывших, работавшей теперь на дико успешное субсидированное издательство в Хьюстоне, но после двадцати минут натужных воспоминаний, перемежавшихся ее восторженными рассказами о своих карапузах-близнецах, он просто не смог заставить себя спросить ее о работе. Наконец, Джейк наведался в «Фантастические форматы», но агентство уже было продано и стало крохотной ячейкой новой организации под названием «НФ/Спец», а двух его бывших боссов и след простыл.

В итоге, дойдя до предела отчаяния, он сделал то, что делали другие в подобной ситуации, а именно, создал свой веб-сайт, расхваливавший редакторские навыки Джейкоба Финч-Боннера, автора двух весьма успешных романов и многолетнего преподавателя в одной из лучших в стране очно-заочных программ на получение степени магистра изящных искусств. И стал ждать.

Ждал он долго, но постепенно ему стали писать. Каков «показатель успешности» Джейка? (Джейк ответил пространным рассуждением о том, насколько для художника относительно такое понятие, как «успешность». На этом его первая переписка закончилась.) Работал ли мистер Боннер с Независимыми Авторами? (Он тут же написал: Да! На этом закончилась вторая переписка.) Как он относится к антропоморфизму в молодежной литературе? (Положительно! А что еще он мог сказать?) Не хотел бы он сделать «пробную редактуру» пятидесяти страниц рабочей рукописи, чтобы писатель мог решить, имеет ли смысл продолжать? (Джейк сделал глубокий вдох и написал: Нет. Но он согласен сделать особую скидку в пятьдесят процентов на первые два часа, которых должно хватить каждому из них, чтобы принять решение о дальнейшем сотрудничестве.)

И этот человек стал его первым клиентом.

В своей новой роли виртуального редактора, инструктора и консультанта (что за восхитительно расплывчатое слово), ему пришлось иметь дело с такими авторами, рядом с которыми даже самые отстающие студенты Рипли казались Хемингуэями. Снова и снова он напоминал своим новым клиентам проверять правописание, отслеживать имена своих героев и хотя бы приблизительно представлять, какие базовые идеи должна внушать их история, до того, как они напечатают это волнующее слово: КОНЕЦ. Некоторые к нему прислушивались. Другие же как будто считали, что, если они платят профессиональному писателю, это волшебным образом делает их писанину «профессиональной». Но больше всего Джейка поражало, что его новые клиенты в гораздо большей степени, чем любые из его бывших студентов, смотрели на издание своих трудов не как на этакий волшебный пропуск в мир литературы, как всегда считал он сам и все писатели, вызывавшие у него восхищение (и зависть), а как на чисто коммерческую сделку. Как-то раз, в переписке с одной из своих первых клиенток, пожилой дамой из Флориды, заканчивавшей вторую часть своих мемуаров, Джейк деликатно похвалил ее за недавнее издание первой части («Ветреная река: мое детство в Пенсильвании»). Но писательница, к своей чести, отмахнулась от этой лести.

«Ой, ладно вам, – ответила она, – любой может напечатать книгу. Были бы деньги».