Сюжет

– Что ж, окей, – сказала Кэнди, – но с какого дерева вы сорвали эту? Потому что, говорю вам, я читаю постоянно. Семьдесят пять романов за прошлый год, я подсчитала! Ну, «Гудридз» подсчитал, – она ухмыльнулась публике, и публика услужливо рассмеялась. – И я не могу представить другой роман, который заставил бы меня так ахнуть в самолете. Как же вам пришло такое в голову?

И снова его охватило это ощущение: холодная волна ужаса окатила Джейка – от макушки, по усмешливому лицу и по всем конечностям, вплоть до кончиков пальцев. Поразительно, но он никак не мог привыкнуть, хотя жил с этим каждый миг каждого дня, весь этот тур и предыдущий, и все те напряженные месяцы, предшествовавшие изданию, когда его новый издатель накручивал ажиотаж, а книжный мир начинал реагировать. Все то время, что он писал роман, занявший полгода, зиму и весну, у себя в квартирке, в Коблскилле, штат Нью-Йорк, и в кабинете через стену от старой стойки Творческого центра искусств «Адлон», надеясь, что никто из гостей-писателей не побеспокоит его жалобами насчет обслуживания или вопросами о том, как достать агента «Начинания Уильяма Морриса»[21], с того самого январского вечера, когда он прочитал некролог о своем выдающемся студенте Эване Паркере. Джейк жил с этим, каждый миг каждого дня, в постоянном страхе разоблачения.

Само собой, он не взял ни единого слова из тех страниц, которые прочитал в Рипли. Хотя бы потому, что у него их просто не было, а если бы и были, он бы выбросил их подальше. Даже если бы покойный Эван Паркер смог прочитать «Сороку», он бы нигде не нашел в ней своих слов, и тем не менее, с тех пор как Джейк напечатал на своем ноутбуке слова «ГЛАВА ПЕРВАЯ», он жил с ожиданием, ужасным ожиданием, что кто-то, кому известен ответ на этот вопрос – Как же вам пришло такое в голову? – встанет перед ним и направит на него обвиняющий перст.

Но Кэнди, похоже, не была таким человеком. Кэнди вообще была не семи пядей во лбу, и уж во всяком случае ничего не могла знать об этом. Что Кэнди привносила в их общение, так это восхитительное чувство легкости, в то время как на Джейка глазели двадцать четыре сотни человек, и он весьма ценил в ней это качество. А ее вопрос не имел скрытого смысла. Это был просто вопрос. Иногда вопрос – это просто вопрос.

– О, ну, понимаете, – сказал он наконец, – это вообще-то не особо интересная история. Мне вообще-то слегка неловко вспоминать об этом. То есть представьте себе самое тривиальное дело, какое только можно – я выносил из дома мусор, и мимо вдруг проехала эта мамаша из того же дома с дочкой-подростком. Они кричали друг на друга в машине. Очевидно, ну, понимаете, переживали накал страстей, как никакая мать и дочь-подросток на свете.

Джейк сделал паузу для смеха публики. Эту историю про вынос мусора он приберегал как раз для таких случаев и рассказывал уже не в первый раз. В этом месте люди всегда смеялись.

– И тут мне на ум пришла идея. То есть давайте по-честному. Пусть поднимет руку женщина, никогда в своей жизни не думавшая: «Убила бы мать» или «Эта пигалица меня до убийства доведет».

Огромный зал притих. Кэнди притихла. Затем последовал очередной раскат смеха, заметно более сдержанного. Всегда так было.

– И я просто стал думать, ну, понимаете, насколько ужасной могла быть та ссора? Насколько ужасной она могла стать? Могла ли она перерасти во что-то, ну, понимаете, настолько ужасное? И что бы тогда случилось?

– Что ж, – сказала Кэнди, выдержав паузу, – полагаю, нам всем уже известен ответ.

Новый взрыв смеха и аплодисменты. Такие громкие. Они с Кэнди пожали руки и встали, и помахали публике, и ушли со сцены, каждый в свою сторону: она – в актерское фойе, а он – к столу в холле, подписывать книги, где уже начала собираться длинная извилистая очередь, о которой он когда-то так мечтал. Вдоль стола, слева от Джейка, стояли шестеро молодых помощниц. Одна продавала «Сороку», другая писала на стикере нужное имя и лепила на обложку, а третья открывала книги на нужной странице. Все, что требовалось Джейку, это улыбаться и писать свое имя, что он и делал, снова и снова, так что у него в итоге заболели челюсть и левая рука, а лица читателей стали путаться и сливаться.

Привет, спасибо, что пришли!

О, это так мило! Правда?

Это поразительно!

Удачи вам с писательством!

Это было его пятнадцатое вечернее мероприятие за столько же дней, за исключением вечера прошлого понедельника, который он провел в отеле в Милуоки, жуя ужасный бургер и отвечая на письма, пока не отрубился под «Шоу Рэйчел Мэддоу»[22]. Он не был у себя дома – в новой квартире, купленной на громадный аванс за «Сороку» и почти еще не обставленной, – с конца августа, а сейчас уже был конец сентября. Он жил на дешевых бургерах, виски с лимоном, желейных бобах из минибара и чистом адреналине, все время пытаясь придумать новые или как-то разнообразить прежние ответы на одни и те же вопросы, которые ему задавали сотни раз, и успел сбросить, несмотря на все эти желейные бобы, не меньше пяти фунтов[23], что было для него серьезно. Ему периодически названивал агент, Матильда (не тот агент, что продвигал первую книгу Джейка и решительно отказался от второй!), интересуясь между делом, как идет его новый роман (ответ: пока не очень), а кроме того его преследовала, точно хор Эриний[24], писательская братия (все его знакомые по магистратуре, колледжу и нью-йоркским годам), донимая просьбами о чем-угодно – от отзывов на их рукописи до рекомендаций для художественных групп и просьб связать их с Матильдой. Короче говоря, Джейк не представлял своих планов дальше послезавтра. Все, что было дальше, он доверял Отису, помощнику, нанятому через «Макмиллана»[25]. Жизнь Джейка превратилась в нечто странное, нечленораздельное.

Однако же он получил именно то, о чем мечтал. Разве не этого он ждал с давних пор (не прошло и года!), когда станет «успешным писателем»? Публику, стопки книг, волшебный номер «1» перед своим именем в заветном списке «Книжного обозрения „Нью-Йорк Таймс“»? Конечно, но еще он надеялся на некую человеческую теплоту, полагавшуюся автору, чьи книги действительно читают, – такому автору, который открывает свою книгу, пишет на ней имя и протягивает тому самому благодарному читателю. Разве не вправе он был ожидать этих простых, скромных радостей? Рука к руке и разум к разуму в чудесном единении, даруемом письменным языком в сочетании с умением рассказчика? Джейк это заслужил. И подумать только: все это досталось ему, благодаря лишь упорной работе и чистому воображению.

Плюс истории, которая была не совсем его.

О чем кто-то где-то вполне мог знать.

И этот кто-то мог в любой момент лишить его всего (было и сплыло), да так внезапно, что Джейк ничего не сможет поделать. Глазом моргнуть не успеет, как пополнит ряды писателей, запятнавших свое имя, – Джеймс Фрей, Стивен Гласс, Клиффорд Ирвинг, Грег Мортенсон, Ежи Косинский[26] – и никогда уже не отмоется.