Сюжет

Он пытался понять ход событий, но что-то никак не складывалось. Родители Эвана жили и умерли в этом доме, а затем здесь жила его сестра и растила свою дочь, а затем, после того, как сестра умерла, а племянница – оторва, как сказала о ней загулявшая Салли, – уехала, Эван снова въехал сюда? Все казалось немного странным, но ничего невозможного в этом не было. Так или иначе, этот дом дал Джейку представление о детстве Эвана Паркера, а также, судя по всему, о последних годах его жизни. Но это мало что проясняло.

Джейк поблагодарил женщин. И попросил написать почтовый адрес, чтобы он прислал им подписанную книгу.

– А вашей сестре не прислать экземпляр?

– Прикалываетесь? Да!

Женщины проводили его до парадной двери. Он остановился, чтобы надеть плащ. И поднял взгляд. Вокруг двери виднелся своеобразный зов далекого прошлого – фриз, изображавший поблекшую гирлянду ананасов. Ананасы. Джейк подумал о них секунду и выбросил из головы, потом подумал снова и остолбенел. Пять ананасов поверху. И где-то по десять с каждой стороны, почти до самого пола. Они были оставлены на нетронутой полоске стены, вокруг которой все было выкрашено в розовый висмут.

– Боже мой, – невольно сказал Джейк.

– Да уж, – Сильвия покачала головой. – До того нелепые. Бетти не дает мне их закрасить. Мы прямо поругались из-за них.

– Это по трафарету, – сказала Бетти. – Я как-то раз видела такие в Стербридже, в музее, прямо как эти. Ананасы вокруг двери и сверху по стенам, под самым потолком. Они восходят ко времени постройки дома, я уверена.

– Мы нашли компромисс. Мне пришлось оставить эту полоску нетронутой. Дико смотрится.

Она была права. К тому же, это было одним из немногих мест в доме, хоть как-то намекавших на такое понятие, как «реставрация». По крайней мере, она бы здесь не помешала.

– Я все же как-нибудь подкрашу их, – сказала Сильвия. – Только посмотрите на цвета. До того блеклые! Если уж придется их оставить, я хотя бы подновлю их. Честное слово, каждый раз, как вижу дверь, думаю, с чего это кому-то пришло в голову нарисовать здесь ананасы? Это же Вермонт, не Гавайи! Почему не яблоки или ежевика? Они хотя бы здесь растут!

– Они означают гостеприимство, – сказал Джейк неожиданно для себя.

Он не мог отвести от них взгляда, от этой поблекшей гирлянды, словно завороженный. Эти нелепые ананасы так и кружились вокруг него.

– Что?

– Гостеприимство. Это символ. Не знаю почему.

Он где-то читал об этом. Он точно знал, где.

Довольно долго они стояли молча. А что тут скажешь? И как только Джейк не подумал раньше, у себя в кабинете, в корпусе Ричарда Пенга, что Паркер в своем первом романе опишет, скорее всего, людей, которых знал лучше всех, в доме, где они когда-то жили вместе? Ведь это же общеизвестно, что первая книга всегда автобиографична: мое детство, моя семья, мои ужасные школьные годы. «Изобретение чуда» было автобиографичным и никак иначе, и при этом Джейк отказывал Эвану Паркеру даже в таком символическом признании его права считаться писателем. Почему?

Эта ошибка, плод его высокомерия, дорого обошлась ему.

Дело было вовсе не в каком-то присвоении – подлинном или воображаемом – чужого сюжета. Здесь имело место воровство гораздо более личного плана, и совершил его вовсе не Джейк, а сам Эван Паркер. Паркер украл то, что должен был видеть своими глазами: мать и дочь, и что происходило между ними прямо здесь, в этом доме.

Естественно, она сердилась. Кому бы понравилось, что кто-то – близкий человек или посторонний – выставил твое грязное белье на всеобщее обозрение? Джейк запоздало понял такую простую вещь.