Мертвая женщина играет на скрипке

— С чего ты взяла?

— Ни с чего. Попросишь?

— За спрос не бьют в нос.

— Смешной, — фыркнула она, — как раз за него и бьют. Ладно, ты, вроде, норм. Не сильно душный. Попасу твою красотку.

— Вот спасибо… — ответил я, но она уже развернулась и пошла к столу, пытаясь сексуально покачивать худыми бедрами. Вышло неубедительно.

Забавненько.

Петрович попрощался и ушел, а я решил подождать Настю, чтобы пойти вместе. Присел в уголке на диванчик, достал смарт, чтобы не выделяться, подмигнул Нетте, но смотрел поверх, наблюдая за компанией.

Клюся тут рулит, это заметно. И не только потому, что старше. Она другая, словно не из этого поколения цифровых анахоретов. Такие девчонки-оторвы встречались в дворовых компаниях моего детства, но где сейчас найдешь дворовую компанию? Девушка тормошит этих унылых смартострадальцев, заставляет их шевелиться и вынимать носы из экранов. Они даже друг на друга иногда смотрят! Ну, кроме Виталика. Этот пялится только на мою дочь, чтоб у него гляделки повылазили.

Странное ощущение, когда кто-то ухаживает за твоей дочерью. Не назвал бы его приятным. Вон, искоса на меня поглядывает, и, когда думает, что я не вижу, касается, как бы случайно, то руки, то плеча… О, и коленку трогает, рукоблуд! Настя делает вид, что не замечает. А я борюсь с желанием ручки повыдергивать.

Смарт в руке дрогнул виброй. Нетта помахала с экрана конвертом. «Пап, прекрати жечь нас взглядом, у меня аж спина чешется», — Настя.

Блин. Спалился. Отправил стикер с закатившим глазки котиком и стал смотреть чуть в сторону.

Дети собрались вокруг стола, выложили перед собой смарты и играют в какую-то игру.

— Встану рано-раненько, — начинает Клюся, касаясь экрана своего смарта.

— Умоюсь чисто-чистенько, — подхватывает коротко стриженный парнишка за ней. Тоже касается экрана смарта и смотрит на следующего.

— Оденусь бело-беленько, — быстро говорит худой рыжий пацан.

— В чистое, белое, новое, вышитое… — продолжает темноволосая круглолицая девчушка.

— Как на свадьбу, как на пир, как на похороны… — следующая. Говорит, касается экрана, переводит ожидающий взгляд дальше.

— Выйду за ворота за новые, выйду за ворота за дубовые, в чисто поле гляну-погляжу…

— Там бежит река глубока, на той реке лежит доска, под той доской спрятана тоска…

Окна зашторены, свет погашен, серьезные, сосредоточенные лица детей освещены снизу призрачным сиянием экранов. Даже меня захватил ритм этого странного камлания.