Мертвая женщина играет на скрипке

22
18
20
22
24
26
28
30

— Все еще ищут? — скептически спросила Лайса. — Не утомились?

— Говорят, Сумерла его чует. И он ждет.

— Не обращай внимания, — сказала Лайса, глядя на мою непонимающую физиономию, — местный фольклор. Наш собственный «гроб на колесиках».

Ну, не знаю… Я бы с удовольствием не обращал внимания на фольклор, если бы он не обращал внимания на меня.

Коридор пошел вверх и вскоре окончился каменной лестницей. Мы выбрались на поверхность — в стороне от Могильников, за пеленой неизменного дождя видны вдали очертания покосившихся плит. Никакой тропы в их сторону нет, нас отделяет от суши сотня метров бурой топи.

— Значит, поверху сюда не попасть? — спросила Лайса, оглядываясь.

— Никак, — ответила Клюся.

— И что же это за место? — спросил я.

Мы оказались на низком острове подозрительно правильных очертаний.

— Храм Сердца Болот, — сказала девушка.

— Не вижу храма.

— Мы на крыше стоим. Он под нами.

— Не слушай ее, — скривилась Лайса. — «Сердце-шмерце»… Это все выдумки. Никто не знает, что это за сооружение. Когда болото взялись осушать, то археологи начали исследовать показавшуюся над водой часть, но ни про какой храм они не говорили. Просто каменный уходящий под воду лабиринт. Там ничего нет, только стены с барельефами. В краеведческом музее есть старые снимки.

— Так это здесь археологи утонули? — спросил я.

— Да, вода неожиданно поднялась. С тех пор так и стоит. Все заполнено водой, я не знала, что есть сухой ход сюда.

— Не все, — сказала тихо Клюся.

— Что?

— Не все заполнено. Я сама не была, но рассказывают, что внутри есть сухие камеры. Если знать направление, то до них можно пронырнуть. И там… Всякое. А ниже лежит в золотой керсте Великий Балий. Керста та полна водой черной, и лежит он, ни жив, ни мертв, но слышит и ждет. И если заснуть на болоте, то можно увидеть его сны, и никто из увидевших не останется прежним. А снятся ему черная вода, пустота и голод. И накормивший его будет возвеличен безмерно… — девушка говорила как будто в трансе, глаза ее уставились вдаль, лицо стало пустым и странным.

— И восстанет Он из черной воды и обретет Мир…

— …Труд и Май, — перебил я ее.