Мертвая женщина играет на скрипке

22
18
20
22
24
26
28
30

Она вцепилась в меня, с перепугу сжав, как тисками, я обнял ее, скрестив руки замком за спиной и начал подниматься, выжимая наш общий вес ногами. Сбоку, больше мешаясь, чем помогая, пыталась тащить ее за плечо Лайса. Казалось, что девушка весит тонну, или ее ноги замуровали в бетон, но постепенно мои колени разгибались. Я боялся, что жерди гати проломятся от такой нагрузки, но тут трясина, всхлипнув от разочарования, выпустила добычу, я повалился на спину, а Клюся — на меня сверху.

— Теперь я весь мокрый, — констатировал я укоризненно, помогая девушке встать.

— А я осталась без сапог, — она показала босую ногу. — Блин, чуть не утонула.

— Обращайся, — сказал я, отфыркиваясь от противной болотной воды.

— А ты сильный… — сказала Клюся таким странным задумчивым тоном, что Лайса раздраженно перебила:

— Он женат. А ты малолетняя девчонка.

— Я совершеннолетняя девчонка, — поправила девушка ее небрежно, демонстративно оглядывая мой облепленный мокрой футболкой торс.

Торс у меня еще ничего, кстати, без лишней скромности скажу. И живот пока втягивать не требуется. Тридцать три — еще не старость. Тьфу, куда это меня понесло? Это адреналин так работает. И обтянутая почти прозрачной от воды майкой девичья грудь перед носом.

— Мы тут не за этим, — недовольно напомнила Лайса.

— Ой, скрипка же! — опомнилась Клюся, моментально забыв про меня. — Мама!

Скрипка продолжала звучать где-то неподалеку. Пьеса закончилась и началась снова, как будто скрипач не знал других мелодий, или там играет закольцованная запись. Не ловушка ли это? Музыкальный манок на одну слишком экзальтированную девушку? Ладно, посмотрим. Не назад же поворачивать? Кстати, Клюсина бита в процессе купания куда-то уплыла, ей теперь лягушки в бейсбол играют.

Мы выбрались с гати на очередной остров. На этот раз искусственность его происхождения бросалась в глаза — столбики по углам и полуразрушенная арка показывали, что над ним когда-то была крыша.

Жаль, что сейчас ее нет, потому что дождь усилился. Не то чтобы нам было что терять, но…

Звук скрипки доносился из квадратного отверстия в центре. Вниз уходила узкая каменная лестница, мокрая и скользкая от дождя. Уходила ниже уровня болота, но вода в проеме не стояла, а значит — здание не залито. И там нас ждут сюрпризы. Вряд ли приятные.

Клюся потеряла свою керосинку, и мы остались с моей «блендочкой», которая, к моему удивлению, пережила купание в воде без последствий. В ее неярком свете мы спустились по лестнице и пошли на звук по коридору. Выложенному из камня, квадратному в сечении, шириной метра четыре и длиннее, чем мы можем увидеть при таком освещении. Звук скрипки заполняет его бесконечно повторяющейся липко-привязчивой мелодией, которая мне теперь, наверное, сниться будет. Приходилось придерживать Клюсю, чтобы она не рванула вперед бегом — не стоит бегать сломя голову в незнакомых странных подземельях. Это вам любой Индиана Джонс скажет.

Коридор окончился, выведя нас в большой темный зал, где эхо причудливо гуляло между колонн. Одинокая тонкая свеча впереди освещала сидящий темный силуэт со скрипкой, пламя вздрагивало от движений руки со смычком.

— Мама! — крикнула Клюся и рванулась вперед, выдернув свою руку из моей.

— Ма… — сказала она, добежав, — и осеклась.

Существо, повернувшееся к нам, было женщиной. Очень худой, очень бледной — и очень мертвой.

«Мертвая женщина играет на скрипке» — крутилась в моей голове оторвавшаяся от внезапно заглохшего мыслительного процесса фраза.