— Закрыто, — повторила она Клюсе. — Девочка была психически нездорова, убежала из больницы, заблудилась на болотах, залезла в подземелья, умерла от гипогликемии невыясненной этиологии. Возможно, недиагностированный диабет. Следов насильственной смерти нет. Отчим и мать подтверждают, что Катя страдала от нервного расстройства и анорексии, во время психических срывов периодически убегала из дома.
— А как же то, что мы видели на болотах? — спросил я растерянно.
— А что мы видели? — устало ответила Лайса. — Дети, которые вели себя странно? Да, найдя на болоте девочку без сознания, они должны были не водить вокруг нее хороводы с пением, а вызвать «скорую», но это не уголовка. Странная женщина, игравшая над телом на скрипке? И это не криминал.
— Но это моя мама! — возмутилась Клюся.
— Это не доказано, — помотала Лайса головой, — люди склонны видеть то, что им хочется. Особенно подростки.
— На скрипке были ее отпечатки, — напомнил я.
— Твои там тоже были, и что? Да, их сложно объяснить, но со смертью девочки это никак не связано, а дело Клюсиной мамы и так давний «висяк».
— Лайса, ты сейчас серьезно? — тихо спросила Клюся.
— Серьезнее некуда. Это распоряжение с самого верха — ты понимаешь, о ком я.
— И ты?..
— Отпусти все это, девочка. Пусть мертвые играют на своих скрипках и хоронят своих мертвецов. Не ходи их путями.
— Знаешь, — сдавленно сказала Клюся, — я лучше о тебе думала.
В глазах ее заблестели слезы и она, резко повернувшись, пошла к выходу.
— Подожди, — догнал я ее в прихожей и придержал за плечо. — Не наделай глупостей.
— Пусти, — она зло сбросила мою руку, — вам всем лишь бы лапать. Предатели и трусы. Ненавижу.
Она грохнула входной дверью и побежала вниз по лестнице. Мне послышались сдавленные рыдания.
— Говнямба, — прокомментировала ситуацию моя дочь, заткнула уши наушниками и ушла в комнату.
— Выпить хочешь? — спросила меня Лайса.
— Да что-то не очень. Спать пора уже.
— А я выпью.