— А может, с того, что кто-то перестарался с эксгибиционизмом?
— Мое родительское эго, конечно, греет то, что ты знаешь такие длинные и сложные слова, но эксгибиционисты обычно демонстрируют детям другие части тела.
— Тем больше разыгралось их воображение, — хмыкнула Настя. — Слушай, хочу спросить…
— Да?
— Вот, глянь… — она достала смарт и застучала ногтями по экрану, — сейчас, сейчас…
— А почему вирпа не попросишь?
— Тьфу, надоел, отключила.
— Чего так?
— Он… — она на секунду зависла, формулируя, — какой-то странный стал.
— В смысле чего?
— Знаешь… Как будто вырос, что ли? Такой стал… Другой. А еще ему от меня как будто что-то надо все время. Достал. Отдохну от него. А, вот, нашла. Смотри.
Настя развернула смарт экраном ко мне. На нем были фотографии, слитые с фотоаппарата — в основном, портреты воспитанников «Макара» и городские пейзажи. Виды города дочь выбирала самые мрачные, пытаясь снять как можно готичнее, а портреты были неплохи. Больше всего Виталика, который пыжился и выпячивал цыплячью грудь, но и остальных тоже немало.
Она быстро пролистала галерею до группового снимка в холле:
— Вот, посмотри, кто это? Вообще ее не помню… — ногти цокнули, приближая изображение.
— Это же Катя, — удивленно сказал я.
— Какая еще Катя?
— Сестра Виталика.
— У него нет сестры, — уверенно сказала Настя, — я бы знала.
— Теперь нет. Но была.
— Но ведь я ее снимала… — она подхватила с кровати фотоаппарат и защелкала кнопками. — Да, здесь тоже есть.