— Погибли люди, мистер Бэрроуз, — парирует Ванесса. — Думаю, вы понимаете, что сейчас не время для того, чтобы быть любезными.
— Наоборот, как раз сейчас время для этого самое подходящее, — говорит Скотт, после чего поворачивается и идет по улице прочь.
Журналисты проходят следом за ним несколько кварталов, но в конце концов отстают. Скотт старается двигаться не торопясь, понимая, что, возможно, на него смотрят тысячи, а может, и миллионы людей. Выйдя по Бликер-стрит на Седьмую авеню, он садится в такси. Скотт продолжает раздумывать над тем, каким образом телевизионщикам удалось его найти — ведь он находился в запертой квартире и не пользовался мобильным телефоном. Лейла утверждает, что она никому ничего не говорила, и у Скотта нет причин ей не верить. Женщина с состоянием в миллиард долларов не лжет, если ей это не нужно. Лейле же, судя по всему, действительно нравилось то, что у нее имелся маленький секрет от остального мира в виде Скотта, живущего в ее гостевых апартаментах. Что касается Магнуса, то он, безусловно, врет много и по разным поводам, но, похоже, не в этом случае. Правда, ему могли заплатить. И все же интуиция подсказывает Скотту, что его приятель ни при чем.
Возможно, думает он, дело в какой-нибудь новой технологии, о которой ему не известно. Очень может быть, что появился какой-нибудь особенный спутник, или новые чипы, которые можно вживить человеку в организм во время сна.
Раньше Скотт был человеком-невидимкой, но теперь все изменилось. Он не пытается скрыться от своей судьбы, а идет навстречу тому, что его ждет. Устроившись на заднем сиденье такси, Скотт представляет себе, как четырехлетний мальчик поздно вечером не может заснуть и ест овсянку перед телевизором, наблюдая за тем, как на экране мультяшная собака, составленная из букв (собака), разговаривает с такой же мультяшной кошкой (кошка). «Если бы в реальной жизни все было так просто, — думает Скотт. — И люди на самом деле были теми, за кого себя выдают! Как было бы хорошо, когда, глядя на другого мужчину, можно было бы прочесть на нем надпись «друг» и не сомневаться, что так оно и есть. Или, посмотрев на незнакомую женщину, вдруг увидеть слово «жена».
В такси тоже работает телевизор. Скотт, вытянув руку, выключает его.
Джил Барух
О нем складывали легенды и рассказывали захватывающие истории. Впрочем, пожалуй, это были гипотезы. Джил Барух, 48 лет от роду, выходец из Израиля. Согласно одной из гипотез, он имел собственный дом на западном берегу реки Иордан, причем участок для него в свое время захватил лично. Поговаривали, что Джил приехал на старом джипе в палестинское поселение, отгородил часть его территории и поставил там палатку, не обращая никакого внимания на злобные взгляды местных обитателей. Ходили слухи, что он сам заготовил и привез лес, залил фундамент. Все это Джил якобы делал, накинув ремень автоматической винтовки на шею так, что оружие постоянно находилось у него на груди, готовое к стрельбе. Рассказывали также, что первый возведенный им дом сожгла разъяренная толпа палестинцев, а Джил не только не применил своих навыков меткой стрельбы и рукопашного боя, а просто безучастно стоял в стороне и смотрел на происходящее. Когда же все закончилось, он помочился на пепелище и начал все сначала.
Еще про Джила говорили, что он сын видного и весьма авторитетного израильского деятеля Льва Баруха. Он был правой рукой Моше Даяна, признанного военного лидера, вдохновителя Шестидневной войны. Отец Джила якобы находился рядом с Моше Даяном и в тот самый момент, когда в 1941 году снайпер-вишист угодил пулей в линзу бинокля, с помощью которого будущий министр обороны Израиля осматривал местность. Согласно легенде, Лев Барух вынул из зияющей раны осколки стекла и фрагменты пули и оставался с Даяном в течение нескольких часов, пока обоих не эвакуировали в тыл.
Говорили, что Джил родился в первый день Шестидневной войны, причем его появление на свет в точности совпало с первым выстрелом, послужившим сигналом к началу боевых действий. Это было не совсем так, но подобная версия, пусть даже не вполне соответствующая действительности, давала возможность сказать про Джила, что он дитя войны, зачатый настоящим героем. Поговаривали также, что его матерью была любимая внучка Голды Меир, женщины, обладавшей поистине железной волей, благодаря которой ей удалось построить еврейское государство в самом сердце арабского мира.
Впрочем, находились и такие, кто утверждал, что мать Джила была всего лишь дочерью скромного торговца галантерейными товарами из Киева, симпатичной девушкой, никогда не выезжавшей из Иерусалима. С легендами всегда так — обязательно находятся те, кто ставит их под сомнение. Бесспорным же фактом было то, что Эли, старшего брата Джила, убили в Ливане в 1982 году, а оба его младших брата, Джей и Бен, погибли в секторе Газа во время второй интифады. Джей подорвался на мине, Бена застрелили из засады. Единственную сестру Джил потерял еще в детстве. Частью легенды было то, что Джил притягивал смерть — другими словами, все, кто близко с ним общался, рано или поздно погибали. Сам Джил, однако, счастливо избегал смерти. По слухам, еще до того, как ему исполнилось тридцать лет, он был ранен шесть раз из огнестрельного оружия, выжил после нападения в Бельгии, получив несколько ударов ножом, и уцелел при взрыве во Флоренции, успев спрятаться в чугунной ванне. Снайперы, стрелявшие в него, раз за разом промахивались. За его голову арабские террористы неоднократно назначали награду, но она неизменно оставалась невостребованной.
Джил Барух казался неуязвимым. Однако все, что ему довелось пережить, не могло пройти даром. Испытания, выпавшие на его долю, даже по еврейским меркам многим казались чрезмерными. Встретив его в баре, знакомые мужчины дружески хлопали его по плечу и угощали, но затем отходили от него подальше. Женщины были от него без ума, причем самые разные — от самоуверенных самок с бешеным темпераментом до потерявших вкус к жизни вялых дамочек, переживающих депрессию. Джил старался игнорировать всех. В глубине души он знал, что будет лучше, если в его жизни будет меньше драматических событий, а не больше.
И все же окружавшая его мрачная легенда делала свое дело. За годы своей работы в качестве телохранителя Джилу нередко доводилось спать с самыми красивыми женщинами мира — моделями, принцессами, кинозвездами. В 90-е годы был весьма популярен слух о том, что именно он лишил девственности Анджелину Джоли. Джил имел смуглую кожу, ястребиный нос и густые брови. Тело и душа были покрыты шрамами, в глубине его глаз тлел ироничный огонек, с оружием он не расставался даже во сне. В глазах представительниц противоположного пола все это делало его неотразимым.
Говорили, что не родился еще на свет тот мужчина, которого Джил Барух не мог бы превзойти, о чем бы ни шла речь. Он казался членом касты бессмертных, убить которого было под силу только Богу.
А что такое авиакатастрофа, как не божья кара, посланная тому, что слишком возгордился?
Он работал на семью Уайтхед с тех пор, как Рэйчел исполнилось пять лет. Дэвид нанял его через три года после случая с похищением дочери. Во время пребывания семьи Уайтхед в Нью-Йорке Джил спал в помещении, которое архитекторы старой школы назвали бы комнатой для прислуги — в крохотном закутке, напоминающем монашескую келью и расположенном рядом с домашней прачечной. В доме на Мартас-Вайнъярд для него была отведена комната побольше с окном, выходящим на подъездную аллею. Численность команды охранников, подчиненных Джилу, менялась в зависимости от уровня угрозы. Его определяли эксперты путем анализа электронных сообщений, информации, полученной из источников за рубежом и внутри страны, как частных, так и правительственных, а также исходя из активности террористических организаций и содержания новостных программ канала Эй-эл-си за последние два месяца. Во время событий 2006 года в Ираке подразделение под командованием Джила разрослось до двенадцати бойцов, имевших при себе автоматическое оружие и электрошокеры. Однако обычно оно состояло из троих сотрудников, которые внимательно наблюдали за домом и его окрестностями, готовые в любую секунду начать действовать.
Все передвижения семьи Уайтхед тщательно планировались в тесном контакте с Джилом и его людьми. Они рекомендовали избегать полетов коммерческими рейсами и поездок общественным транспортом. Правда, Джил иногда шел навстречу Дэвиду, позволяя ему добираться до работы на метро. Но всего лишь несколько раз в месяц и в разные, наугад выбранные дни, чтобы эти поездки ни в коем случае не превращались в привычный ритуал и их алгоритм невозможно было просчитать заранее. В такие дни прежде, чем Дэвид показывался на улице, Джил отправлял в офис на машине сотрудника в одежде Уайтхеда. Тот выходил из дома, низко опустив голову, окруженный охранниками, и быстро нырял на заднее сиденье лимузина.
В подземке Джил обычно стоял довольно далеко от Дэвида, чтобы дать ему почувствовать себя обыкновенным пассажиром, но в то же время достаточно близко, чтобы иметь возможность вмешаться в случае малейших признаков опасности. При этом он незаметно для окружающих держал в руке, лежащей на поясе, складную опасную бритву. Она была настолько острой, что при желании ею можно на лету разрезать лист бумаги, и, по слухам, смазана ядом коричневого паука-отшельника. Кроме того, Джил прятал где-то пистолет, который однажды на глазах Дэвида мгновенно выхватил непонятно откуда, не сделав, казалось бы, ни единого движения. Это произошло, когда рядом со зданием компании «Тайм Уорнер» в сторону Дэвида с криком бросился бродяга, держащий в руке что-то вроде обрезка трубы. Дэвид, взглянув на своего телохранителя, сделал шаг назад. В то же мгновение в руке Джила, которая только что была пустой, возник тупоносый «глок», словно в руке фокусника, извлекающего прямо из воздуха монету или шарик для пинг-понга.
Джил любил ездить в метро. Ему нравилось покачивание вагона, скрип и визг трущегося металла. Что-то подсказывало ему, его жизнь не закончится под землей, а он привык верить своей интуиции. Нет, дело было не в страхе смерти. Он уже пережил столько потерь, что в загробном мире его должна была ожидать целая толпа близких и хорошо знакомых ему людей — если только загробный мир действительно существовал и после смерти Джила не ждала черная пустота и тишина небытия. Впрочем, думал он, и такой исход был бы не так уж плох. По крайней мере, раз и навсегда получил бы ясный ответ на вечный вопрос о том, существует ли загробная жизнь.