Перед падением

22
18
20
22
24
26
28
30

Дарла встретила Джея на Хайт-стрит. Из собственности у него были только старая гитара и списанный школьный автобус. Последователей набралось одиннадцать человек, преимущественно женщин. В скором времени их число разрослось и приблизилось к сотне. Джей Эл был вполне симпатичным мужчиной, хотя разглядеть его лицо мешала грива длинных спутанных волос и густая борода. Еще он обладал ораторским даром, глубоким, сильным и мелодичным голосом. Он любил, когда последователи, слушая его, рассаживались пересекающимися кругами, похожими на олимпийские кольца. Расхаживая между ними, Джей вдохновенно излагал свою теорию, согласно которой на небо должны были вознестись лишь самые чистые души. Чистота, с его точки зрения, означала очень многое. Для того чтобы ее достичь, нужно было молиться по восемь часов в день, много и тяжело трудиться и заботиться о других членах общины. Люди, стремящиеся к чистоте души, должны были полностью отказаться от употребления в пищу кур, цыплят и яиц, мыться, используя вместо мыла природные вещества, например пепел от березовых дров. На территории общины запрещалось смотреть телевизор, слушать радио или магнитофонные записи.

Какое-то время Дарле нравились эти правила. Видимо, хотя она и утверждала, что ищет божественного озарения, в глубине души ей просто хотелось упорядоченной жизни. Она родилась в семье рабочего, где отец то и дело напивался. Поэтому она мечтала о наставнике, который подсказывал бы ей, что и когда нужно делать. Ей хотелось, ложась спать вечером, ощущать смысл в своем существовании, понимать, что мир не зря таков, каков есть. Хотя в то время Джеймс был ребенком, он хорошо запомнил, с каким энтузиазмом мать окунулась в новую для нее жизнь общины. Когда Джей Эл Бейкер решил, что детей нужно воспитывать коллективно, и велел построить для них отдельное жилище, Дарла без колебаний поддержала эту идею и отдала сына в общую группу.

— Так ты теперь живешь здесь или как? — спросила мать.

— В каком смысле? — не понял Джеймс.

— Я не могу уследить за твоими передвижениями. Ты то приезжаешь, то уезжаешь. У тебя есть хоть какой-нибудь адрес?

— Конечно. В штате Делавэр. И ты об этом знаешь.

— В Делавэре?

— Ну да. Для налогового управления.

Мать состроила недовольную гримасу, давая понять, что ей это кажется ненормальным.

— На что похож Шанхай? — поинтересовалась она. — Мне всегда хотелось там побывать.

— Там очень многолюдно. И еще там все курят.

Дарла посмотрела на сына с беспокойством и некоторой жалостью.

— Ты никогда не умел радоваться чудесам.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего. Просто мы пришли в этот мир, чтобы радоваться и восхищаться могуществом Творца. А ты живешь в Делавэре потому, что тебе удобно платить там налоги.

— Это только на бумаге. На самом деле я живу в небе.

Джеймс сказал это, чтобы потрафить матери, но это была правда. Большая часть его лучших воспоминаний была связана с полетами. Он любил смотреть с огромной высоты на землю, видеть перед собой бескрайнюю линию горизонта. Ощущать мощный прилив адреналина, когда его самолет мчался навстречу грозовому фронту. Он никогда не задавался вопросом, который всегда занимал его мать, — зачем, ради чего существует все то, что он видит вокруг себя? Что это означает? В глубине души Джеймс знал ответ — ничего. Во всяком случае, человеческий разум не в силах это постичь.

Восход солнца, зимняя метель, птицы, выстроившиеся в небе идеальным клином… Это было — и все. Для Джеймса Мелоди правда состояла в том, что Вселенная существовала независимо от человека. Красота и величие природы были качествами, которыми наделяло ее человеческое сознание. Но на самом деле ураган был всего лишь особенностью погодных условий, а восход — следствием движения планет Солнечной системы. Мир просто существовал и подчинялся определенным законам, таким, например, как гравитация. Она была константой и действовала на все и всех без исключения.

Однажды Альберт Эйнштейн сказал: «Природа — настоящее чудо, которое мы можем понять лишь частично и очень приблизительно, оно должно вызывать у мыслящего человека чувство смирения. Это подлинно религиозное чувство, которое не имеет ничего общего с мистицизмом».

После обеда Джеймс проводил мать домой. Он шел по тротуару, а она медленно ехала рядом на скутере, время от времени приветствуя знакомых. У дверей дома поинтересовалась, когда Джеймс навестит ее в следующий раз, и он ответил, что, скорее всего, будет в Лос-Анджелесе в сентябре. Дарла посоветовала ему следить за знаками. Она снова упомянула о рыжей телице, появившейся на свет на Святой земле. «Само по себе данное событие еще ничего не доказывало, — заметила мать, — но если знаков станет больше, это нельзя оставлять без внимания».