Перед падением

Гэс вливается в поток автомобилей, текущий в сторону моста, который ведет к Пятьдесят девятой улице.

— Как только будет результат, сразу позвоните мне, — говорит он. — Я скоро буду.

В шести милях севернее взятый напрокат автомобиль белого цвета, направляющийся в Нью-Йорк, проезжает через Уэстчестер. Здесь вдоль дороги высажены деревья. В отличие от маршрута, по которому едет Гэс, в Уэстчестере машин на дорогах немного, и Скотт перестраивается из ряда в ряд, не включая сигнала поворота.

Он старается жить настоящим, не задумываясь о будущем. Тридцать три дня назад он был песчинкой в бурном и беспощадном океане. Три года ранее — безнадежным пьяницей, проснувшимся на ковре в гостиной дома известного художника. Скотт помнит, как тогда, щурясь и пошатываясь, он вышел на улицу под лучи ослепительного солнца и увидел аквамаринового цвета плавательный бассейн. Из таких моментов, которые хранит наша память, и сплетается полотно человеческой жизни.

Полчаса тому назад, когда Скотт, выйдя из дома, направился к арендованной машине, Элеонора посоветовала ему никуда не ездить. Ей казалось, что он совершает ошибку.

— Если вы хотите рассказать свою историю, — сказала она, — позвоните на Си-эн-эн, в «Нью-Йорк таймс». Куда угодно — только не ему.

Только не Каннингему.

— Вы вернетесь? — спросила Элеонора, когда он сел в машину.

Скотт посмотрел на нее, на Джей-Джея, застывшего на крыльце позади Элеоноры. В глазах мальчика легко читалась тревога.

— Где-нибудь неподалеку есть бассейн? — спросил Скотт. — Мне бы хотелось научить Джей-Джея плавать.

— Да, — кивнула Элеонора и улыбнулась.

В гримерной Скотту пришлось довольно долго ждать Билла. Однако было бы ошибкой сказать, что он нервничал. Хотя, если рассуждать здраво, какую угрозу мог представлять Каннингем для человека, который побывал в открытом океане, был на волосок от смерти, но все же выжил? Прикрыв глаза, Скотт, чтобы отвлечься, погрузился в размышления.

Наконец появляется ведущий и здоровается со Скоттом. После этого Каннингем с полминуты растягивает губы и гримасничает перед зеркалом, делая комплекс упражнений для улучшения артикуляции. Наблюдая за ним, Скотт прислушивается к своим ощущениям и пытается определить, что в них преобладает — страх или радостное предматчевое возбуждение боксера, уверенного в своей победе.

— Прежде всего, — говорит Билл, когда они со Скоттом усаживаются за стол перед объективами и камеры начинают работать, — спасибо за то, что вы пришли сегодня сюда.

Вопреки смыслу фразы, взгляд Билла враждебен, поэтому Скотт ничего не отвечает.

— Последние несколько недель были долгими и очень тяжелыми, — продолжает Каннингем. — Вероятно, мы оба мало спали. Что касается меня, то я все это время пытался найти ответы на целый ряд вопросов. Я искал правду.

— Я должен смотреть на вас или в камеру? — прерывает его Скотт.

— На меня. Как обычно во время беседы.

— Что ж, у меня в жизни было много бесед, — говорит Скотт, — но ни одна из них не была похожа на сегодняшнюю.

— Беседа как беседа, такая же, как и любая другая. Мы с вами просто разговариваем — вот и все.