— Но ведь это интервью. А чертово интервью — это не просто беседа.
Билл наклоняется вперед.
— Я вижу, вы нервничаете, — замечает он.
— Вы так считаете? Ничего подобного. Я просто хочу уточнить правила игры.
— Если вы не нервничаете, то какие чувства у вас сейчас? Мне бы хотелось, чтобы наши телезрители могли понять это по вашему лицу.
Скотт ненадолго задумывается.
— Знаете, чувство, которое я испытываю, очень странное, — произносит он наконец. — Вам, вероятно, приходилось слышать слово «лунатизм». Некоторые люди бредут по жизни, словно лунатики. А потом вдруг происходит что-то, вынуждающее их проснуться. Так вот, у меня ощущения совершенно другие. Скорее противоположные.
Скотт смотрит Биллу в глаза и понимает, что Каннингем пока не понял, каким образом Бэрроуз будет загонять его в ловушку.
— Все, что происходит со мной в последнее время, кажется мне сном, — продолжает Скотт, которому тоже очень хочется выяснить правду. Точнее, из двоих мужчин, сидящих в студии, этого, скорее всего, желает только он. — Мне кажется, что я заснул в том самолете и все еще не проснулся.
— Вы хотите сказать, что все происходящее кажется вам нереальным, — уточняет Билл.
Скотт снова задумывается.
— Нет, — отвечает он, покачав головой. — Наоборот, все реально. Даже слишком. Особенно то, как люди обращаются друг с другом. Я, конечно, взрослый человек и понимаю, что мы живем не в идеальном мире, где все обожают друг друга, но…
Билл снова наклоняется вперед. Жизненные наблюдения собеседника его не интересуют.
— Я бы хотел знать, каким образом вы оказались на борту самолета.
— Меня пригласили.
— Кто?
— Мэгги.
— Вы имеете в виду миссис Уайтхед?
— Да. Она попросила называть ее Мэгги, так я и делаю. Мы познакомились летом на Мартас-Вайнъярд. Кажется, это было в июне. Часто ходили в одну и ту же кофейню, и я много раз видел ее с Джей-Джеем и дочерью на фермерском рынке.
— Она бывала у вас в студии?