— Спасибо, не надо, — говорит Скотт.
— Ну же, не упрямьтесь. О вас все говорят. И не только о вашем с мальчиком чудесном спасении. Я видела слайды вашей новой серии работ, посвященной катастрофам. Мне эти картины очень понравились.
В этот момент Магнус громко хлопает в ладоши. Лейла и Скотт смотрят на него.
— Извините, — бормочет Магнус. — Скотт, я ведь говорил тебе! Говорил, верно?! Эти работы просто великолепны!
Лейла затягивается электронной сигаретой. «Вот оно, наше будущее, — думает Скотт. — Даже курение превращается в высокотехнологичный процесс».
— Не могли бы вы рассказать, что случилось? — просит Лейла. — Если, конечно, это не слишком тяжело.
— С самолетом? Он разбился.
Лейла кивает:
— Вы уже говорили об этом с кем-нибудь? С психотерапевтом или…
Скотт пытается представить себе разговор об авиакатастрофе с психотерапевтом.
— Кстати, — продолжает Лейла, — у меня есть знакомый специалист, голландец, который вам наверняка очень понравится. Он принимает в Трибеке. Его зовут доктор Вандерслис.
В воображении Скотта почему-то возникает бородатый мужчина, сидящий в кабинете за столом, который завален влажными салфетками.
— Я вызвал такси, но оно не приехало, — говорит Скотт. — Поэтому мне пришлось добираться на автобусе.
На несколько мгновений на лице Лейлы появляется озадаченное выражение. Затем она понимает, что Скотт делится с ней своими воспоминаниями, и наклоняется вперед, чтобы лучше слышать.
Скотт рассказывает ей о стоявшей на полу холщовой спортивной сумке, местами уже сильно потертой. О том, как он ходил взад-вперед по комнате и ждал, что за мутноватым окном вот-вот возникнет свет фар такси. Смотрел на часы, следя за почти незаметным, но неуклонным продвижением минутной стрелки по циферблату. В сумке лежала и одежда, но большую часть ее содержимого составляли слайды — снимки уже законченных его работ и эскизов новых, еще только задуманных. В них заключалась надежда Скотта. Его будущее, которое должно было начаться на следующий день. Он собирался встретиться с Мишель, своим агентом, в ее офисе. Скотт планировал провести в Нью-Йорке три дня. Мишель говорила, что он должен побывать на каком-то мероприятии — кажется, званом завтраке или обеде.
Но для осуществления этого плана прежде всего нужно, чтобы приехало такси. Скотту необходимо было добраться до аэродрома и сесть в частный самолет. Почему он не отказался от приглашения полететь на самолете? Ведь это означало, что ему придется путешествовать в компании совершенно незнакомых богатых людей, о чем-то говорить с ними — возможно, о своих работах. Или же, наоборот, провести весь полет в молчании, с ощущением того, что окружающие его игнорируют, ведь он для них никто и ничто.
Скотт был немолодым неудачником, жизнь которого потерпела крах. Он не сделал карьеры, не имел жены, детей, подруги и близких друзей. Даже его собака была трехлапой. Почему же он так напряженно работал в последние несколько недель? Почему фотографировал свои работы, кропотливо составляя портфолио? Чтобы избавиться от ощущения поражения?
Но такси так и не приехало, и он, схватив сумку, бегом бросился на автобусную остановку. Сердце его отчаянно колотилось, он обливался потом из-за августовской жары. Скотт добежал до остановки в тот самый момент, когда к ней подъехал автобус — огромный параллелепипед на колесах с освещенными сине-белым светом окнами. Поднявшись в салон, Скотт, задыхаясь, улыбнулся водителю. Усевшись у заднего окна, он принялся наблюдать за тем, как юноша и девушка, устроившись почти у самой кабины, самозабвенно целуются, не обращая внимания на домохозяек у себя за спиной. Пульс у Скотта наконец начал понемногу замедляться, однако в ушах продолжался шум.
Итак, у него появился второй шанс. Он знал, что его последние работы хороши. Но что, если ему все же не удастся воспользоваться представившейся возможностью начать все сначала? Можно ли в принципе вернуться в профессию художника, один раз уже загубив свои способности и утратив веру в себя? Скотт чувствовал себя, словно Наполеон на Эльбе. Хотел ли он в самом деле начать все с чистого листа? Ведь его жизнь на Мартас-Вайнъярд была спокойной, размеренной и вовсе не такой уж плохой. Ему нравилось, проснувшись утром, гулять по пляжу. Скармливать кусочки еды со стола своей увечной собаке, почесывать ее похожие на лопухи уши. И писать картины просто для собственного удовольствия, не ставя перед собой никаких целей.
Однако теперь у него появилась возможность все же чего-то добиться, оставить свой след в искусстве.
ebooksa