— Ну, раз уж у тебя такие высокие идеалы были, чего ж ты с бандитами и уголовниками спутался? Ты ведь неглупый человек, Герман, должен был понимать, что это за народец.
— Я прекрасно понимал, кто они. Но все можно обернуть в свою пользу.
— Получается, вы, Герман Александрович, работали на немцев за деньги, а не за идеалы? — не без усмешки поинтересовался Николай.
— Одно другому не мешает. Немцы оценили мою службу и мои заслуги. В отличие от советской власти, где все приходилось зубами выгрызать. А что касается идеалов… — Новиков вздохнул, но на этот раз не притворно-театрально. — Я бы вам объяснил, но вряд ли вы бы сумели меня понять.
— А ты попробуй, объясни, — предложил капитан. — Ты, Пан, конечно, человек умный, но и мы тоже не первый день на свете живем.
— Я считаю, что каждый должен быть на своем месте. При старом режиме именно так все и было. А красные перевернули с ног на голову. Как там в гимне поется? Кто был ничем, тот станет всем, кажется…
Дальнейший разговор продолжился в том же духе. Теперь Пан ничего не отрицал: ни службу немцам, ни прикрытия вражеской разведгруппы, ни дел с бандитами. Слушать его откровения офицерам было, мягко говоря, неприятно. Но такова специфика их работы, которая в подобных случаях не предусматривает деликатности.
— А вы действительно профессионалы, — усмехнулся Пан. — Начали издалека, да и вытянули из меня все, что надо.
— Это наша работа, — пожал плечами Николай.
— Знаю. Но с вами приятно беседовать. И с вами тоже, — Новиков посмотрел на Василия, — несмотря на все ваши поддевки.
— Затрудняюсь сказать, насколько это взаимно, — уже не удержался от насмешки майор. — Больше у нас к вам вопросов нет.
Пан встал, изобразил поклон и вышел из комнаты. Капитан закурил.
— Тьфу, — выругался он.
— Согласен, — сказал Коновалов и тоже потянулся за папиросой.
— Приятно ему, видите ли, с нами беседовать. Просто нашел, кто послушает его разглагольствования.
— Видать, радист, Митяй и прочие не особо горели желанием выслушивать его монологи, — усмехнулся Николай.
— Нет, Коля, учитывая его скользкую и поганую натуру, предположу, что он не считал их достойными это слушать, — заметил Рябцев.
— Ну да. Он же белая кость, голубая кровь. Дворянин, неизвестно в каком поколении. А тут какие-то плебеи и унтерменши. Ну, о чем с ними можно разговаривать?
Офицеры дружно рассмеялись.
— А вообще, он просто обычный гад, — серьезно сказал Василий. — Притом обиженный на советскую власть. Еще какими-то идеалами прикрывается.