Она

22
18
20
22
24
26
28
30

Я давно не ревную к подружкам Венсана, и мне скорее жаль этих бедных девочек, встречающихся с таким грубияном, – если только не на меня одну он изливает свои дурные настроения, чего я не исключаю. Анна говорит, что и ей незнакомо это чувство, и утверждает, что в негативных суждениях, которыми она не перестает клеймить этих несчастных, нет ничего предвзятого, – как бы то ни было, она всегда готова сказать о них гадость и лягнуть побольнее при каждом удобном случае. «Я не называю это ревностью, – говорит она. – Я помогаю ему открыть глаза, это совсем другое дело. Потому что, в сущности, он ничего в этом не смыслит, понимаешь, это еще ребенок». Я не уверена, что Венсан еще ребенок, – я даже думаю, что он перестал им быть в тот день, когда отказался ходить со мной в школу за ручку, – но тот факт, что он достаточно глуп, чтобы поселиться с женщиной, весящей сто килограммов, и поспешить признать ее ребенка, который не от него, с лихвой доказывает, что умом он пребывает в возрасте инфантильного подростка, не приемлющего никаких разумных доводов.

– Я думаю, что Жози – корень зла, – говорит Анна.

– Я ничего не утверждаю, пойми, и не хочу, чтобы ты думала, будто я защищаю его любой ценой, но одно могу сказать наверняка: у Венсана никогда не было подобных проблем, пока он не встретил ее. Делай выводы сама, Мишель. Сама решай, не мое ли это воображение.

– Я не знаю. Я слушаю тебя. Я думаю.

– Во-первых, я хотела бы знать. Известно, кто отец? Ты не знаешь? Потрясающе, а? Можно предположить все что угодно. Вляпаться во что-то ужасное.

Она читает слишком много сценариев, это ясно как божий день, – эта манера прощупывать все возможные пути, раздваиваться и растраиваться, – но все же у меня такое чувство, что Анна права, и я вздыхаю с облегчением, как-никак Венсан не на передовом рубеже, оно и лучше – я уже представляла, что он должен деньги банде «Ангелов ада» или хозяевам кредитного банка.

Первое, что я замечаю, подъезжая, – свет в окне моей спальни, – занавеска на нем мягко колышется от сквозняка. Я некоторое время сижу в машине, обозревая окрестности, залитые светом уличных фонарей, но не вижу никакого движения, свет у соседей не горит, все абсолютно спокойно. Я сама тоже, как ни удивительно, хотя «абсолютно» – это сильно сказано, когда я так крепко сжимаю в руке баллончик с парализующим газом, что боль отдает в плечо.

Я отпираю калитку, жду несколько секунд, прежде чем ее открыть, потом ставлю одну ногу на дорожку. Ничего особенного не происходит, и я ставлю другую. Чувствую, как адреналин растекается во мне теплым соком. Добравшись на цыпочках до входной двери, я утираю пот со лба, тяжело переводя дыхание.

Прислушиваюсь. Ничего не слышу. Достаю ключ.

Внутри работает сигнализация. Я отключаю ее. Внизу ничего. Я поднимаюсь наверх – я знаю звук каждой ступеньки, знаю, какие скрипят, а какие хрустят, и не произвожу ни малейшего шума.

Дверь моей спальни распахнута в темный коридор. Я вхожу с бешено колотящимся сердцем, моя постель в беспорядке, одеяла скинуты на пол, комод открыт, трусы разбросаны. На столике у кровати светится экран моего ноутбука. Я подхожу.

И обнаруживаю, что мои простыни перемазаны вонючей, липкой гадостью – ими явно вытирались, – и это сопровождается посланием: «О, прости! Я не мог ждать!», любезно оставленным на экране.

Я поднимаю глаза и долго смотрю на занавеску, танцующую перед открытым окном.

Ришар приезжает вскоре после полудня, нагруженный покупками, – я сама успела с утра пораньше привезти аперитивы, десерты и вина и заношу в дом несколько поленьев, когда он сигналит.

Я вижу по его лицу, что он настроен быть очаровательным и любезным со мной, и думаю, что он принял верное решение, он хорошо меня знает. Потому что вообще-то мне не очень легко пригласить за свой стол ту, что отняла у меня сына, и ту, что отняла мужа, если изъясняться в трагической манере, как я ни стараюсь мыслить по возможности широко. Я знаю, что мне надо будет расслабиться, что я должна буду снять этот легкий стресс, охвативший меня с раннего утра, когда я открыла глаза, да так и не покинувший. Носить в дом поленья – это из тех вещей, что обычно меня успокаивают, из-за их тяжести: Ришар нашел выгодную цену на поленья в метр длиной из Ланд, где свирепствовал ураган, но попробуй-ка их потаскай.

Он заносит в дом пакеты и сразу выходит, чтобы помочь мне. На улице солнечно и холодно.

– Я приду заняться садом, – говорит он.

– Когда выдастся время, приду с инструментами.

– Нет, все в порядке. Оставь это в покое.

– Раз в год мне это не трудно. А тебе окажу услугу.