— Думаю, что да, — ответил Фитч, в сотый раз задавая себе вопрос о том, сколько может потребовать его дорогая Марли. — Фонд должен быть в полной готовности.
— Так и есть.
Вандемиер пожевал тоненький ломтик жареного цыпленка.
— Почему бы вам просто не отобрать девять присяжных и не дать им по миллиону монет каждому? — спросил он, тихо рассмеявшись, словно бы давая понять, что шутит.
— Поверьте, я тоже думал об этом. Но это слишком рискованно. Многие могут попасть за решетку.
— Я просто пошутил.
— У нас есть другие способы.
Улыбка сошла с лица Вандемиера.
— Мы должны победить, Рэнкин, вы понимаете? Должны. Сколько бы это ни стоило.
Неделей раньше судья Харкин в ответ на еще одну письменную просьбу Николаса Истера несколько изменил обеденный распорядок, объявив, что два запасных присяжных могут обедать вместе с действующими членами жюри. Николас убедил его, что теперь, когда они все живут в изоляции, вместе смотрят телевизор, вместе завтракают и ужинают, было бы нелепо разделять их во время обеда. Этими двумя дублерами были Хенри Ву и Шайн Ройс.
Хенри Ву сражался в свое время за Южный Вьетнам в качестве пилота. На следующий день после падения Сайгона он посадил свой самолет в Китайском море. Его подобрал американский спасательный корабль и доставил в госпиталь в Сан-Франциско. Понадобился год, чтобы вытащить его жену и детей через Лаос и Камбоджу в Таиланд, а потом и в Сан-Франциско, где семья прожила два года. В 1978 году они переехали в Билокси. Ву купил креветочное судно и пополнил собой растущую армию вьетнамских рыбаков, которые всеми правдами и неправдами просачивались в ряды местных жителей. В прошлом году его младшая дочь была удостоена чести выступать с прощальной речью от имени своего выпускного класса и получила стипендию для обучения в Гарварде. А Хенри купил уже четвертое судно.
Он не предпринимал ни малейших попыток избежать присяжной службы, будучи не меньшим патриотом, чем любой другой, даже полковник.
Николас, разумеется, мгновенно с ним подружился. Он решил для себя, что Хенри Ву должен сидеть вместе с остальными двенадцатью присяжными и присутствовать при обсуждении вердикта.
Теперь, когда жюри томилось в изоляции, Дурвуд Кейбл меньше всего хотел, чтобы процесс затянулся. Он сократил свой список свидетелей до пяти человек и планировал закончить слушание их показаний не более чем в четыре дня.
Трудно найти худшее время для прямого допроса свидетеля, чем первый час после обеденного перерыва. Дженкл занял место в свидетельской ложе и продолжил свои показания.
— Что предпринимает ваша компания, чтобы препятствовать курению малолетних детей? — спросил его Кейбл, и Дженкл бессвязно пытался отвечать на этот вопрос в течение целого часа. Миллион сюда, на одно доброе дело, миллион — туда, на просветительскую кампанию. Только за прошлый год — одиннадцать миллионов.
Порой Дженкл говорил так, словно он почти ненавидел табак.
После очень долгого перерыва на кофе, объявленного в три, Уэндел Рор получил первую возможность нанести удар Дженклу. Он начал со злополучного вопроса, и дела пошли как нельзя хуже.
— Не правда ли, мистер Дженкл, что ваша компания тратит сотни миллионов долларов, чтобы приучить людей к курению, а когда они заболевают от ваших сигарет, вы ни гроша не даете на то, чтобы помочь им?
— Это вопрос?