— Бери.
— А ты как думаешь, Джефф?
— Взял бы деньги.
— Саманта?
Она дышала ртом, пытаясь избавиться от жжения в пищеводе. Потом облизала губы и сказала:
— Ну, две недели тому назад я бы не смогла правильно написать слова «исковое заявление». А теперь вы спрашиваете моего совета, идти на мировую или нет?
— Да, у вас есть право голоса. Иначе не дадим вам больше виски.
— Да ради бога, и не надо! Я всего лишь мелкий юрист, дающий бесплатные советы, стою в самом низу этой пищевой цепочки. Так что схватила бы эти деньги и сбежала.
Донован отпил маленький глоток, улыбнулся и заметил:
— Итак, четверо против одного. Мне нравится такой расклад.
Раз не было единогласного решения, становилось ясно: этим процесс не закончится.
— А твое заключительное слово? — спросила Мэтти. — Мы можем его услышать?
— Ну, конечно, — ответил он. Вскочил на ноги, поправил галстук, поставил стакан на полку. А потом начал расхаживать вдоль длинного стола, поглядывая на аудиторию, как настоящий актер, ветеран сцены. Мэтти шепнула Саманте:
— Хочет потренироваться на нас, раз уж мы тут собрались.
Но вот он остановился, взглянул на Саманту и начал:
— Леди и джентльмены, члены жюри присяжных, эта куча денег уже не поможет вернуть Эдди и Брэндона Тейт. Их нет с нами вот уже девятнадцать месяцев, и жизнь у них отняли люди, работающие на «Стрейхорн коул». Но в таких случаях мы обычно измеряем причиненный ущерб лишь деньгами. В твердой валюте, как гласит закон. И теперь вам решать, сколько именно стоят эти две жизни. Так что начнем с Брэндона, младшего брата, хрупкого маленького мальчика, которому было всего восемь лет и который родился семимесячным. Он научился читать в четыре года, очень любил свой компьютер, который, кстати, лежал под кроватью, когда на дом обрушился валун весом в шесть тонн. И компьютер тоже был раздавлен и уничтожен, как и Брэндон.
Донован говорил со всей страстью, но спокойно и убедительно. Искренне, без всяких подспудных намеков и претензий на искренность. Он говорил не по бумажке, да ему и не нужны были никакие подсказки. Саманта впитывала каждое его слово и отдала бы ему любую сумму, какую бы он ни попросил. Он неспешно расхаживал взад и вперед, был убедителен и полностью владел собой. В какой-то момент Мэтти вдруг вставила:
— Возражаю, это не имеет отношения к делу.
Все вздрогнули. Донован рассмеялся и заметил:
— Прошу прощения, ваша честь. Я хотел бы попросить жюри не принимать во внимание все, что я только что сказал. Что, разумеется, невозможно, и именно по этой причине я это и говорил.