— В восемьдесят лет ты по-прежнему будешь судиться.
— Сомневаюсь.
— А я — нет. Я знаю, к чему у тебя лежит сердце.
— Сейчас мое сердце разбито, и я готов уйти. А ведь спасти Донти мог самый заурядный адвокат.
— И что бы этот самый заурядный адвокат сделал иначе?
Робби в умоляющем жесте отгородился от нее ладонями и сказал:
— Не сейчас, Марта. Пожалуйста.
В машине, следовавшей за ними, первым заговорил Бойетт:
— Вы действительно присутствовали на казни?
Кит сделал глоток кофе и ответил:
— Да, присутствовал. Я не собирался, но все решилось в последнюю минуту. Я не хотел там быть.
— И теперь жалеете об этом?
— Хороший вопрос, Тревис.
— Спасибо.
— С одной стороны, мне жаль, что я видел, как казнят человека, тем более утверждавшего, что он невиновен.
— Он действительно невиновен, вернее, был невиновен.
— Я хотел помолиться вместе с ним, но он не пожелал. Сказал, что перестал верить в Бога, хотя раньше верил. Священнику очень трудно находиться рядом с человеком, который перед смертью не верит в Господа на небесах. Я часто навещал в больнице умиравших прихожан, и мысль, что их души скоро примет в свое вечное царство Господь, приносила облегчение. Но с Донти все произошло иначе.
— Как и со мной.
— С другой стороны, в камере смерти я видел нечто, что должны видеть все. Зачем скрывать, что мы творим?
— Так вы бы согласились снова присутствовать при казни?