Это было смело. Как бы оптимистически ни смотрел Варрон на все свое предприятие в целом, он все же видел, какие опасности сулит тот или иной его этап. Возможно, что царь Маллук захочет задержать его как объект для обмена при переговорах с Римом. Но на этот риск Варрон должен был пойти. Он не мог появиться при дворе Артабана как беглец. Нужно, чтобы в Эдессе после его отъезда все было ясно.
И вот они снова сидят втроем – Маллук, Шарбиль, он – в покое с журчащим фонтаном. Говорят, как полагается, о вещах безразличных, и ни Варрон, ни они не упоминают о том, что их больше всего тревожит, – о бегстве Нерона. Наконец, выждав сколько положено, Варрон начал:
– Я прошу моего двоюродного брата и могучего царя дать мне отпуск. То, что император удалился, заставляет также и меня покинуть на некоторое время Эдессу.
Последовало долгое молчание. Шарбиль смотрел на царя, ждал, пока тот заговорит. Царь наконец сказал, и ответ его прозвучал скорее печально, чем иронически:
– Ты называешь это – «удалиться», брат мой?
А Шарбиль прибавил высоким, злым старческим голосом:
– Нам было бы более по душе, чтобы он «удалился» не так скоропалительно и чтобы мы, так долго предоставлявшие императору охрану и гостеприимство, заблаговременно были оповещены о его намерениях. Нам следует позаботиться о том, чтобы в будущем нас не застигли врасплох внезапные решения западных людей.
И хитрая высохшая голова Шарбиля грозно придвинулась к Варрону.
Варрон не подался назад.
– Значит ли это, – спросил он, – что вы хотите меня задержать? – Он медленно перевел взгляд на царя.
Тот грустно и с едва уловимой насмешкой ответил:
– Ты ошибаешься, западный человек и гость мой.
И Шарбиль, которому явно хотелось услышать другие слова, вынужден был пояснить:
– Ты плохо знаешь могучего царя. То, что я тебе сказал, не означает, что мы хотим задержать тебя. Наоборот, да будет это извинением, что мы недостаточно противимся желанию нашего гостя покинуть нас. Ибо я не хочу скрывать от тебя: мы даже до некоторой степени рады твоему отъезду. После того как Нерон «удалился», как ты это называешь, могучему царю нелегко было бы поручиться, что в будущем сон твой будет спокоен. Мы далеки от того, чтобы сравнивать тебя с такими мутными звездами, как Кнопс или Требоний. Но у толпы не столь уж острый глаз, все западные люди для нас на одно лицо. Никогда бы царь не прогнал тебя от своего очага; но, так как ты сам выразил желание уйти, он не удерживает тебя.
– Нет, я не удерживаю тебя, – произнес тихо, серьезно, едва ли не грустно глубокий голос царя Маллука.
Варрону после слов Маллука стало ясно, что его затея с Нероном, с точки зрения властителей Эдессы, самым жалким образом провалилась и что они были бы правы, если бы силой задержали его, втянувшего их в эту авантюру. Они же отпускали его на все четыре стороны, да еще просили у него извинения за то, что были недостаточно вежливы. Где еще можно было найти такое великодушие, как не здесь, на этом непостижимом Востоке? Варрон, обычно столь несентиментальный, сейчас был тронут и поклонился глубоко и благодарно, скрестив по восточному обычаю на груди руки.
После долгого молчания Шарбиль начал снова:
– Куда же, о мой Варрон, ты пойдешь? Не много есть дорог, открытых для тебя.
– Так как мой император Нерон держит путь к Великому царю Артабану, – ответил Варрон, – то и я считаю правильным направиться на Восток.
– А разве он держит путь туда? – насмешливо спросил верховный жрец; его желтый и сухой, как пергамент, лоб сморщился больше обычного, треугольная борода, крашенная черным, безжизненно свисала, обрамляя сухие губы и позолоченные зубы. А царь Маллук сказал: